Когда я узнал, что к концу года у меня не будет больше дома, и что продается вся мебель, я больше не был стеснен в моих потребностях. Я также продал белье, гобелены, фарфор: это была моя часть от продажи зеркал и кроватей. Я знал, что это сочли бы неправильным, но это было наследство моего отца, на которое моя мать не могла претендовать; я рассматривал себя, как хозяина. Что касается моих братьев, то мы всегда могли найти способ договориться. Четыре месяца спустя я получил письмо от матери из Варшавы, в котором содержалось другое. Вот перевод письма моей матери: «Я знакома здесь, мой дорогой сын, с ученым монахом Миниме[35], калабрийцем, чьи выдающиеся качества заставили меня подумать о вас, когда он удостаивал меня своим визитом. Я сказала ему год назад, что у меня есть сын, избравший дорогу священника, что я не имею возможностей его содержать. Он ответил, что этот мальчик станет ему сыном, если я смогу получить от королевы назначение на епископство в его стране. Все будет в порядке, сказал он, если она окажет любезность рекомендовать его своей дочери — королеве Неаполя. Исполненная веры в Бога, я бросилась к ногам Ее Величества, и обрела ее милость. Она написала своей дочери, и та сделала так, что Господин наш папа избрал монаха епископом Мартурано. По его словам, он примет вас в середине следующего года, потому что прежде, чем ехать в Калабрию, он должен побывать в Венеции. Он вам напишет об этом сам, ответьте ему, пришлите мне свой ответ, и я ему его передам. Он вам укажет путь к самым высоким постам Церкви. Вообразите же мое утешение, когда я увижу вас в двадцать или тридцать лет по меньшей мере епископом. В ожидании его прибытия аббат Гримани будет заботиться о вас. Даю вам свое благословение и остаюсь и т. д…» Письмо от епископа, написанное по латыни, сказало мне о том же. Оно было полно слащавости.
Он предупреждал меня, что остановится в Венеции только на три дня. Я ответил соответственно. Оба эти письма превратили меня в фанатика. Прощай, Венеция! Полный уверенности, что я встаю на путь, ведущий к вершинам счастья, ждущим меня в конце карьеры, я в нетерпении хотел поскорее к этому приступить, и был полон радости, не чувствуя в своем сердце никакого сожаления обо всем том, что покидаю, удаляясь от родины. Суета кончена, говорил я себе, и меня ждет великое и прочное будущее.
Г-н Гримани, высказав наилучшие пожелания по поводу моей дальнейшей судьбы, заверил, что найдет для меня пансион, в котором я поселюсь до начала следующего года, в ожидании епископа.
