Я нашел этот проект прекрасно задуманным. Я получил вечером записку м-м Орио, я пошел к ней, как научила меня Нанетт. Она просила меня заняться ее делом и дала мне все сертификаты, которые могли оказаться необходимы. Я обещал ей это. Я почти не говорил с Анжелой, я завлекал Нанетту, которая относилась ко мне очень плохо, и я получил дружбу старого прокурора Роза, который впоследствии оказался для меня полезен.
Думая о том, как получить от г-на Малипьеро эту милость, я видел, что должен обратиться к Терезе Имер, составлявшей предмет главной заботы старика, все еще влюбленного в нее. Поэтому я неожиданно посетил ее, войдя в ее комнату даже без доклада. Я застал ее наедине с врачом Доро, который прежде всего дал понять, что находится у нее единственно с профессиональным визитом. Потом он выписал рецепт, потрогал ее пульс и ушел.
Этот врач Доро, по слухам, был в нее влюблен, и г-н Малипьеро, который к нему ревновал, запретил ей с ним встречаться, и она ему обещала. Тереза знала, что я в курсе этого, и должна была быть недовольна тем, что я обнаружил, что она нарушает обещание, данное старику. Она должна была также опасаться моей нескромности. Это был как раз момент, когда я мог надеяться получить от нее все, чего хотел.
Я рассказал ей вкратце, что за дело привело меня к ней, и в то же время заверил ее, что она не должна считать меня способным на коварство. Тереза, заверив меня, прежде всего, в том, что она ничего лучшего не желает, как только воспользоваться этой возможностью, чтобы убедить меня в своем желании оказаться мне полезной, спросила у меня все сертификаты дамы, в интересах которой она должна действовать. В то же время она показала мне бумаги другой дамы, о которой она должна была похлопотать, но обещала мне принести ее в жертву, и она сдержала слово. Через день, не позже, я увидел указ, подписанный Его Превосходительством как Президентом Братства бедных. Г-жа Орио была внесена в список получателей милостей, раздаваемых дважды в год.
Нанетт и ее сестра Мартон были дочери-сироты сестры г-жи Орио, которая владела только домом, где жила и где занимала первый этаж, и пенсионом от своего брата, который был секретарем Совета Десяти. У нее не было никого, кроме двух очаровательных племянниц, одной из которых было шестнадцать лет, другой — пятнадцать. Вместо служанки у нее была разносчица воды, которая за четыре ливра в месяц каждый день обслуживала ее по дому. Единственным ее другом был прокурор Роза, который, как и она, был в возрасте шестидесяти лет, и который только и ждал смерти своей жены, чтобы жениться. Нанетт и Мартон спали вместе на третьем этаже в большой кровати, где спала также и Анжела с ними во все дни праздников. В рабочие дни они все ходили в школу вышивальщицы. Как только я увидел себя обладателем указа, которого добивалась г-жа Орио, я сделал краткий визит к вышивальщице, чтобы передать Нанетт записку, в которой сообщил ей прекрасную новость, что я получил милость, и что я отнесу указ ее тетке на следующий день, когда будет праздник. Я передал ей также мою самую настоятельную просьбу, чтобы она предоставила мне свидание тет-а-тет с Анжелой, как она обещала. Когда я пришел в их дом, Нанетт передала мне записку и на словах велела постараться прочесть ее до того, как выйти из дома. Я вхожу и вижу Анжелу с г-жой Орио, старого прокурора, и Мартон. Поскольку мне не терпится прочитать документ, я отказываюсь от стула и представляю вдове ее сертификаты и указ о предоставлении ей милостей; я не прошу у нее иного вознаграждения, чем честь поцеловать ей руку.
