Клэрис потом несколько раз пересказывала историю своей поездки в Галвестон. Автобусы от Шелдона до Галвестона в прошлом году еще ходили, правда, уже нерегулярно. Клэрис не повезло. По дороге автобус пару раз ломался, и водителю приходилось останавливаться и копаться в двигателе. Когда они приехали в Галвестон, было далеко за полдень. «Я - помчалась в порт,» - рассказывала Клэрис. «Выбегаю, такая, на Уарф-стрит: нифига себе! По всей улице тащатся инвалиды на костылях. Большинство там было одноногих, да! В общем, прибежала на эту долбаную пристань. Типа: «уже рано!» Час дня! Там спущены три трапа, и медсестры носят раненых в грузовики.»
«В общем, стою на пристани - как последняя дура. Вокруг все мечутся: что-то сгружают, что-то загружают... Подходит медсестра. Говорит: кого-то ищешь, девушка? Я, начала, типа: вы не знаете пациента? Уильям Пендерграсс?.. А она такая: да кто же их всех по фамилии-то упомнит? Он, спрашивает, у тебя ходячий или нет? Я говорю: в смысле? Она: ну, ходить он может сам? Я говорю: у Уильяма только руки ампутированы. Ноги на месте. Она такая: руки, говоришь, ампутированы? В смысле: обе? Как «Севен-Элевен?» Да уж, называется: повезло чуваку! А когда операцию ему делали? Я посчитала в уме, говорю: две недели примерно. Она такая: Ну, значит, он ходячий. Ходячих-то мы уже всех выгрузили, девонька. Наверное он уже в город вышел... Я так разозлилась! Долбаный автобус! Уильям, наверно, подумал, что его никто не встречает!»
«Подождите, говорю,
какже он мог уйти? Он же слепой! Тогда медсестра говорит: с ампутацией обеих рук и незрячий? Да, было у нас двое таких пацанов в этом рейсе. Как его зовут? Уильямом? Наверное, это Билли, парень с третьей палубы, на корме по правому борту. Ну да, я его неплохо запомнила, хотя это и не
мояпалуба. Это ты его «Уильямом» назвала, так что я не въехала сразу-то. Какой он, нахрен, теперь «Уильям!» Билли - полный инвалид. «Севен-Элевен.» Обрубок бездвурукий, да еще и полностью слепой. Ты ему кто будешь: сестра или подружка? Я говорю: жена. А она: дети были? Я говорю: мальчик. А она: еть твою медь! На твоем месте, девочка, я бы еще подумала его домой-то забирать. А я: что Вы имеете в виду? Ну, она и говорит: ты, типа, сама подумай. Если бы твой Билли был слепой, это нормально. Слепой - может работу найти. А если бы он был просто безрукий, но не слепой... В общем, такая жизнь - это, конечно, полное дерьмо, но все-таки. Помню, был у нас один безглазый. Все говорил: лучше бы мне руки оторвало, а не глаза выбило. Кому - что. На вкус и цвет - товарищей нет. А с твоим мужем, роднуля, так и вообще полный кабздец. Обрубок! И слепой, и без обеих рук! Такие истории рассказывают: заберет жена такого вот обрубка. Ну, типа: моя доля такая, я хорошая жена, все такое... А потом бах: несколько месяцев, по-максимуму, год, и выгружает она его в «Дом Надежды» на вечное поселение. Она-то себе другого найдет, а у мужа-калеки еще и крышу сносит. В довесок к его инвалидности. Хочешь, говорит, бесплатный медицинский совет? Иди себе потихоньку домой, а мы твоего Билли отправим напрямую отсюда - в дом инвалидов. Там, вообще... скажем так: нормально. Он поймет. А ты потом ему бумаги на развод по почте перешлешь... Так и сказала: развод по почте! Во, думаю, дает! Ну, я ей, такая: не хочу Вас обижать, мэм, но никакого дома инвалидов и никакого развода не будет. Ни по почте, никак. Прекратите Вашу пустую болтовню и покажите мне, наконец, где тут мой муж. Она на меня так посмотрела и говорит: иди, милая, посмотри возле во-о-он того склада - в конце причала. Самых-то калек всех туда убрали...»
