Дед — в брюках запростецких, крепких и старых, в пиджаке двубортном, от костюма. Под ним — черная рубашка без ворота. На ногах — толстые шерстяные носки. Волосы густые, черные с сединой. На вид лет шестьдесят пять.
— Как тебя звать, парень?
— Андрей.
— Сейчас покушаем.
— Хорошо.
— Конечно, хорошо. Кушать всегда хорошо.
Девка принесла кувшин, чашки. Потом кувшин поменьше и стеклянные стопки. Потом появилось блюдо вареной рыбы, миски с кашей, лапша в большой пиале и домашняя колбаса в толстой кишке. Соус чесночный.
— А говорят, что чеченцы не пьют вовсе. Только курят.
— А ты куришь?
— Нет.
— Совсем не куришь?
— Совсем.
— Я имею в виду и простой табак.
— Не курю я, дед.
— Вай. Какой хороший парень. Давай выпьем.
— Что это?
— Чача. Сам наливай, сколько хочешь.
И тогда я нарушил правила этикета. Налил себе не в рюмку, а в чашку примерно до половины.
— Валла… Не опьянеешь? Ты подумай.
— Перед смертью всего хочется много.
— Какая смерть?
— Та, что на миру. Вы же меня не выпустите отсюда?
— Кто тебе сказал?
— Сон видел.
— Ты хороший парень. Вижу, хороший.
— Трудно сказать.
— Я вот рюмку выпью. Мохса бери — квас. Грушевый.
— Попробую.
— Худар бери, — показал он на кашу, — чепалгаш.
Чепалгашем оказались тонкие лепешки. Я разломил одну. Внутри картофель. Вкусно. Чача — прелесть. А Стела, вынутая на время из головы моей, подобно файлу, сброшенному на дискету, и вовсе оказалась на периферии переживаний. Мужики-то свиньи, по большому счету. Через полстраны, фронты и побоища добрался к своей ненаглядной, маханул самогона и разомлел. Но то, что про Стелу следовало говорить осторожно, я помнил.
— Гарзу бери. Лапша по-вашему. А то остынет. Стела готовила.
— Правда?
— А почему неправда? Хорошая девка. Только ленивая. Палка ей нужна. Заберешь ее с собой?
— А отдадите?
— Не знаю, — сказал дед и налил себе еще стопку. Чача эта оказалась какой-то мягкой. Никак не хотел приходить хмель, и я налил себе опять в чашку, но уже поменьше.
— Крепкий парень. Ну, за Стелу.
— За нее.
Мы выпили, и я принялся за рыбу. Сваренная с травами, не развалившаяся, плотная.
— Как это называется?
— Саза.
— Почти как у нас — сазан.
— А знаешь, как женщина?
— Нет.
— Зуда!
Мы оба рассмеялись. Потом я хлебнул кваску и стал хмелеть быстро и неотвратимо.
Потом старик задавал вопросы быстро, повторяясь, переспрашивая, а я отвечал.
— Зачем приехал сюда?
— За Стелой.
— Кто она тебе?
— Женщина.
— Ты знал ее?
— Я спал с ней. Она моя женщина.
— Где это было?
— В Грозном.
