— Почему?
— Их бы узнали…
— Ну и что страшного?
— Ну, мы были там негласно как бы… Приехали, уехали, и если бы узнали люди, то стали бы передавать друг другу, что видели Джохара…
— Ну и что?
— Они были бы обнаружены мгновенно. Поэтому могли оставаться только в доме…
— А ваша группа где была во время бомбежек?
— Снаружи. Мы всегда прикрывали каждый свой сектор. Давайте я расскажу все до самого конца… Когда нас бомбили второй раз во время переговоров, мы прятались в бетонную яму рядом с домом, под открытым воздухом. Женщина та первой побежала в подвал. Она на Дудаева надела дубленку, чтобы его никто не узнал. И я, когда они бежали из дома к яме, видел, как они пересекают огороды и снижается самолет, и посылает ракеты прямо в них. А Джохар запутался в полах этой дубленки и чуть-чуть не упал, но она дернула его за руку, и они скрылись за углом дома. Спаслись чудом.
Но была еще одна попытка, еще один обстрел, когда я с ними не был, но они вернулись…
— Но в последний раз вы были вместе?
— Да.
— И?
— Говорят, он видел сны, в которых был уже наверху вместе с Джаниевым и Курбановым.
— Вы хоронили его?
— Нет. Меня не позвали.
— По чеченским обычаям?
— Его хоронили, естественно, мужики из личной охраны. Но Аллы не было рядом. Ей не полагалось на кладбище заходить. Она сидела около его тела, когда они копали могилу, а потом они его понесли. Она очень не хотела, чтобы это было ночью. Так мусульман не хоронят. Его собирались отвезти к родным горам. И он заранее показывал нам место в горах, очень высоко, где было его родовое кладбище. Это было его предсмертное желание. И она два дня упорствовала, усовещивала всех.
— А почему не кладбище?
— Считается, что когда люди плачут на Земле, это затрудняет путь к Богу, потому что, когда человек оглядывается назад, вернее душа, ей хочется вернуться к тем, кто плачет…
— А вы сами себя считаете чеченцем или русским?
— А этого, товарищ начальник, я вам не скажу…“»
— Это здесь.
Ахмед затормозил, и я решил было, что пора выходить.
— Подожди. Довезем до самого подъезда. Показывай.
Мне хватило разумения назвать другой дом, напротив.
— Ну, прощаться не будем, — ощерился он в жизнерадостной улыбке, — отдыхай, ни в чем себе не отказывай. А будете у нас на Колыме, милости прошу. — И он захохотал.
Я ступил на камни этого города. Ахмед еще долго не выключал двигатель. Он ждал. Мне пришлось войти в подъезд, на который я указал, подняться, подергать дверь. Она не была заперта, поскольку косяк был снесен напрочь. Я прошел в квартиру, выглянул в окно. Ахмед ждал. Я помахал ему рукой, и он уехал. Все равно мне некуда было деться. Авто скрылось. Я еще подождал в квартире, где разгром, фекалии в углу, простреленные перегородки, а потом пошел туда, куда и направлялся.
