Начинающийся день обмял теплом и солнцем. Начало сентября. Запах свежих яблок перебивает вонь выгребных ям.
Леверн.
Я посмотрел по сторонам. Кондитерская. Шляпный салон. Лоток зеленщика. Тележный зад застрял в арке. Несколько пузатых корзин спущены через дощатый борт на мостовую. А афишная тумба зазывает в цирк с лилипутами.
Слева через улицу вешали вывеску. К набережной удалялся стекольщик. Стекло отблескивало, слепя глаза. Блезан в одних синих рейтузах, с сабельной перевязью через голую спину нырнул в подъезд через дом.
Кровью всех было не объять.
Я повел плечами и, натягивая перчатки, шагнул к ожидающему шарабану.
Ага. Недалеко, в тени выступа стоял один из моих мальчишек и грыз купленный на задаток леденец. Вот и компания.
А из подозрительных?
Да хотя бы тот же сиганувший блезан. Пока.
— Сюда, господин, — потянулся с высокого сиденья Майтус.
Я подал ему саквояж.
Возница был молодой, худой, кафтан и шапка были ему явно велики.
— Что, вместо отца что ли шарабанишь? — устраиваясь, спросил я его.
— Да, господин. Но город я знаю, не извольте сомневаться.
Глаза у него были живые, черные. Над верхней губой пробивались усики. Зубов во рту не хватало.
— Частный дом на восточной стороне знаешь?
— Знаю, — кивнул возница. — Домчу!
— Какое тебе домчу! Едем медленно. Разумеешь?
— Ага.
Я назвал улицы.
— Вот по ним, и тихонько…
— Все понял, господин хороший, — возница стегнул каурую лошадку вожжами.
Шарабан тронулся. В открытом кузове я вдруг почувствовал себя неуютно.
Стучали по мостовой копыта, утягивались за спину дома, в окнах скакало солнце. Какое-то время я смотрел, как ранние пешеходы толкутся на узких тротуарах, как, мягко покачиваясь, из ворот оставленного позади двора выплывает ландо и пристраивается за нами, как дамы крутят зонтиками, а рабочие белят стену.
Потом я прикрыл глаза.
Не нервничай, Бастель, сказал я себе. Ни к чему оно. Пусть те, кто следят, видят дремлющего офицера.
Как там говорил Огюм Терст? Спокойствие — залог будущей победы? Кажется так.
Шарабан свернул на Бешаррон. Жилки, обозначающие людей, появлялись в поле моей крови, сплетались в узоры и смазывались, большинство — серые. Ярких, цветных — одна, две.
— Господин…
— Да, Майтус, — произнес я, не открывая глаз.
— За нами жандармы, конные.
— Сколько?
— Двое. При карабинах.
— Это Сагадеевская охрана.
Скоро за шарабан отвалилась красная пожарная каланча и потянулись Гуляй-ряды.
Когда-то они были просто полем. Потом здесь настроили мест для торговли с лабазами и складами. У складов выросли купеческие домики, у домиков — заборы. С краю прилепился приход.
