И вот он — студент, почти отличник, если не считать четверки по математике. Конечно, по термеху могла быть и тройка, но верный глаз и тут не подвел его, и он был на верху блаженства. Впереди короткая геодезическая практика и два месяца, наконец-то, свободного лета. Стипендия обеспечена.
Артем и Терентий шли по городу, размахивая чемоданчиками. Они еще не знали, что ждет их впереди, но уверенность, что обязательно они станут инженерами, переполняла их юные души.
— Знаешь, мне Серебряков говорил, что в городе есть дома восемнадцатого века. Давай двинем к нему — у него столько старых фотографий города. Мы ведь должны знать прошлое, — дыша азартом победы, предложил Артем.
— Да, а будем лепить коробки из железобетона, — скептически сказал Терентий и указал на длинный ряд однообразных новостроек, стеной закрывавших утлые серые бараки с разноцветными крышами из дранок, толи и неоцинкованного железа. Решетчатые башни кранов медленно несли на расчалках квадратики панелей, горы досок желтели внизу, дымились черным густым дымом варочные котлы для битума.
— А, ерунда, до того времени еще все сто раз переменится. Ты видал, какое здание Серебряков на Ильинке соорудил — всего два года прошло. Можно, значит, было. Стили меняются, а архитектура остается. — Артем остановился у тележки выпить газировки и кивком предложил другу, но Терентий отвернулся. Он все еще переживал неудачу с экзаменом. В сущности, Кирпотин не задал ни одного вопроса, не опроверг ни единого слова — и все-таки «посредственно». Конечно, пересдавать ему бесполезно — вкатит два балла и запомнит на всю жизнь. Так что прощай стипендия до января. Мать будет вздыхать, давая ему на обеды, книг теперь не купишь у букинистов. Терентий тоже попал в институт, толком не ведая, что его ждет. Привычная вчера школа сменилась другой партой, вместо одного часа была пара — и все. Только на́ дом не задают, а все равно учить каждый день надо и чертить — прорву. За один курс десять семестровых по графике, да три отмывки каких-то римских палаццо де Кортина, палаццо Борджия… Все его симпатии в школе были отданы журналистике, он мечтал об университете, о блестящих поездках, репортажах, проблемных статьях. Ведь писал он в «Комсомольскую правду» и в местную газету — и даже печатался. И рекомендацию мог получить, да только что толку: мать не бросишь одну со столетней бабкой. Так хоть ночевать домой придешь, она все выспросит, чертежи похвалит. Боится она общежитий, всяких вредных влияний на сына, будто ему восемь лет… Раньше было «отцы и дети», а теперь «маменьки и сыночки». Чепуха какая-то…
