Галантерейщик безутешен. Губы Вита шевелятся, но тщетно пробует мастер разобрать слова. Чудится ему, будто за словами мальчика что-то стоит, но невозможно понять, что же именно. Да и как тут разберешь, если в эту минуту раскрываются двери узилища, в камеру входят два алебардника и расталкивают измученного мастера, прогоняя его сон.
— Вставай, мерзавец! — орут они. — Сам герцог желает говорить с тобой.
Тень, притаившаяся у ложа мастера, отпрянув, прислоняется к стене, а галантерейных дел мастер, сидя у себя дома, ищет ответа на вопрос, отчего как раз в это мгновение лицо Вита словно каменеет. Мастер Войтех стряхнул с себя сон и уселся на своем убогом ложе.
«Это был сон, — говорит он про себя. — Почему я не умер во сне, зачем пробудился?»
И вдруг голос, самый дорогой на свете, голос сына, произносит прямо у него над ухом:
— Ничего не бойся, отец, я с тобою!
И мастер Войтех, решив, что это ему грезится, произносит вслух:
— Неужто ты и впрямь здесь, Вит? Ах, дорогой мой, уходи отсюда поскорее, это место совсем не для тебя.
— Свет, принесите свет! — орут вооруженные алебардами наемники и направляют свое оружие во тьму, откуда слышится голос шапочника. — Свет сюда, да поживее, у него тут кто-то есть!
Поспешные шаги грохочут по каменным плитам коридора, и в камеру вбегает тюремщик с зажженной масляной лампой.
— Идиоты проклятые! — возмущается он. — Что это вам в голову взбрело? Он ведь тут один-одинешенек.
— Но он с кем-то разговаривал, — клялись посрамленные алебардники.
— Спятил, наверное. Не с ним первым, не с ним последним такое в этой дыре приключалось, — похохатывает тюремщик.
Свет лампы освещает камеру, сырые стены выступают во всей своей пугающей наготе, тускло поблескивает каменная кладка; видно, как тонкими струйками просачивается из щелей и стекает на землю вода. Все — алебардники, тюремщик да и мастер Войтех — напряженно оглядывают тесное, наводящее ужас помещение. Однако видят только друг друга, никого больше.
— Это он сам с собой разговаривал, — хохочет тюремщик. — Ничего особенного. Такое часто случается.
— А я готов об заклад побиться, — встревает один из наемников, — что слышал еще чей-то голос.
Его приятель усердно ему поддакивает, тряся головой.
— Небось винца лишку хватили, — насмехается тюремщик и тычет их пальцем в животы, которые тут же поджимаются.
«Я бы тоже мог об заклад побиться, — думает мастер Войтех, и сердце его наполняется волнением и удивительным ощущением счастья. — Здесь был мой Вит, это он уговаривал меня ничего не бояться. Да, сынок, ничто меня не испугает, даю слово. Городу нужны мужественные люди, и тебе за твоего отца краснеть не придется».
