— Ох, мастер, разбередил ты мне душу, дай бог тебе здоровья!
Касем учтиво улыбнулся и продолжал:
Красота не останется, и румяна сойдут,
Сердце мое не всегда будет полниться кровью,
Эй, не важничай в смутное время,
Не вечно Сулейман будет восседать на троне,
И богатство Гаруна — не вечно.
— Как это верно, мастер, как верно! Прекрасным был человеком Эмир! Не зря ты его оплакиваешь! Плачь. Плачь навзрыд. Настоящим был человеком, об этом можно судить по его друзьям. Смелые не водят дружбы с трусливыми… Ты, мастер, простодушный, всем доверяешь, а в этом мире — доносчик на доносчике, как бы негодяи не погубили тебя — ведь не будет больше такого, как ты, и тогда жалей не жалей, а дела не поправишь…
Дабир-од Доуле, бывший министр по делам искусств, льстец, лизоблюд, мастер, ловкач и хитрец, который от Бачаи-Сакао благополучно перебрался в свиту нового эмира, закашлялся, и тут Касем вернулся к действительности. Взгляды их встретились, и в этот миг словно ожило прошлое.
Подошел посланец Эмира и тихо сказал Касему:
— Эмир отдыхает, и неизвестно, найдется ли у него потом свободное время. Приходите лучше в другой раз. Когда вам будет удобно.
Мастер поблагодарил, посланец удивился — за что? И Касем в ответ прочел стихи Саади:
Увидел я повелителя спящего в полдень,
Сказал я — что ж, ладно…
И не успел придворный воспротестовать, как мастер прочел до конца:
Меч Зульфикара — в ножнах,
Язык Саади — за зубами.
— До свидания, высокочтимый, да хранит вас бог.
Перевод с дари Д. Рюрикова
