Мастер прочистил горло, заиграла музыка, и полилась грустная песня:
Пусть весь север расцветет тюльпанами,
Мне что за радость от этого?
Пусть зима обернется весной,
Мне что за радость от этого?
Ночью плачу, а днем — печалюсь,
Верный друг меня ждет — что за радость от этого?..
Бачаи-Сакао постепенно успокоился. Волшебные пальцы мастера летали по клавишам, мелодия словно шла из самой глубины сердца и брала за душу, ложь и лицемерие отступили, казалось, будто стены дворца раздвинулись, исчезли преграды, Бачаи-Сакао, словно птица, расправил крылья и облаком полетел к своему милому северу.
С изумлением взирали придворные на своего властелина: впервые суровые глаза Бачаи-Сакао заблестели от слез. Он прикрыл их ладонью, и взгляду его предстала знакомая картина: виноградники, серебристые реки, уютные домики, сады, обнесенные невысокими глинобитными стенами. Девушки его родной деревни Калакан стоят в поле, прекрасные, как омытые дождем тюльпаны, исподтишка бросают на него взгляды, улыбаются…
Касем продолжал:
Никогда не забуду лица твоего, роза,
Вдыхаю твой запах, роза.
Пусть у меня будет сто друзей,
Всех отдам за один твой локон, роза.
Бачаи-Сакао в изнеможении, он грезит наяву, хлопает в ладоши в такт музыке, мечтательно качает головой.
И вот уже звучит новая песня, песня обезумевшего от любви парня с севера:
Вижу издали тебя — что толку,
Не могу подойти к тебе — что толку,
Расцвело дерево твоей красоты,
Но не рвать мне цветов с него, что толку…
И Бачаи-Сакао словно в забытьи повторяет:
— Что толку, да, что толку! Все, все напрасно!
Эта песня болью отозвалась в сердце владыки.
Весна, дождевое облако — сердца обман.
Весенний саженец мой красиво расцвел,
Для того, кто отдал свое сердце любви, —
Одеяние сада и губы твои — сладкий плод.
Он погрузился в воспоминания. Лунная ночь, которую забыть невозможно. Любовь, верность и чистота, его двоюродная сестра Назбу, полная жизни, юная и прекрасная. Бачаи-Сакао забыл обо всем на свете, о горестях и печалях… Он слышит журчанье арыка — ровное, мелодичное, как песня мастера. Оно вселяет покой, убаюкивает… Когда он возвращался поздним вечером с поля, поблескивала в лунном свете лопата, древко слегка давило на натруженное плечо, и было так хорошо на душе от того, что как следует поработал, устал, но сил еще много, кровь бурлит, потому что молод. Он сооружал на полях земляные валы и запруды, прилетали утки и гуси, кричали, хлопали крыльями в узком арыке, похожие на белые облака, попавшие в западню.
