Караван в горах | страница 108
— Почему у нас такая судьба? — с отчаянием в голосе спрашивала, вздыхая, жена.
— У каждого своя судьба и нечего тут ломать голову, — поспешно говорил муж, а сам думал о том же.
— Что с тобой? Почему ты молчишь?
— Есть у меня одно заветное желание, — отвечал тогда муж, прокашлявшись.
— Какое? — печально спрашивала жена.
Лавангин-кака́́, поглаживая седую бороду, отвечал:
— Сама знаешь! Хочу сына, на худой конец даже дочь.
Эти слова были для Патасы хуже молчания, сердце жгло огнем, будто ее бросили в танур.
Однажды вечером Лавангин с женой вели все тот же разговор.
Патасу больно задели слова мужа, из глаз ее брызнули слезы. Тогда Лавангин сказал:
— Знаешь, Патаса, вчера Фитай рвал на себе волосы и твердил: «Зачем мне такой сын!»
— А что его сын натворил? — удивилась Патаса.
Лавангин-кака́́ заморгал в темноте и с тяжелым вздохом ответил:
— Украл у матери украшения и проиграл в карты.
— Боже! — вскрикнула женщина. — И не иметь детей — горе, и иметь — горе!
— Послал же нам бог волов, Патаса, пошлет и землю и детей, — вернулся муж к прежнему разговору. Ему так хотелось утешить жену.
Но своими словами он еще больше растравил ее душу, она запричитала:
— Я, несчастная, знаю, что мечта моя никогда не сбудется.
Оба замолкли. Воцарилась гнетущая тишина.
— Патаса! — первым заговорил Лавангин. — Успокойся! Я видел во сне, что бог послал нам сына. Сбудется наша мечта!
Патаса села в постели и вдруг рассмеялась:
— Всю жизнь ты провел среди важных и богатых людей, но так и остался простаком. Если бы сбывались мечты бедняков, никто не знал бы нужды.
Сухие губы Лавангина-кака́́ тронула улыбка.
— Сама увидишь, сбудется моя мечта или не сбудется. Родишь ты сына. Заранее выбери имя.
С робкой надеждой в сердце Патаса ответила:
— Об имени не тревожься. Дал бы бог сына, а имен много. Мы дадим ему имя, похожее на твое.
— Какое? — засмеялся Лавангин.
— Рангин! Что, не похоже? — спросила Патаса, счастливо улыбаясь.
А Лавангин молился в душе:
«Великий боже, даруй мне сына. Пусть сбудется мечта двух обиженных судьбой!»
В хибарке стало совсем темно. Лавангин вышел, как обычно, подбросить травы в кормушку.
В царившей вокруг тишине звезды, казалось, прислушиваются к их разговору.
Дни тянулись своей чередой, Лавангин с женой по-прежнему мыкали горе в своем тесном и пыльном жилище. Патаса вся извелась, думая о ребенке. Но однажды она что-то шепнула Лавангину.
И Лавангин словно помолодел. Патаса больше не грустила, не жаловалась.