Я засмеялась.
– Ладно, замяли. Пусть буду красивой рыбой. Вау, смотри! Жареный поросенок! – я указала на общий стол закусок.
– Это, кажется, свинья? Это вкусно?
– Это маленькая свинья, поросенок. Представляешь, я его не пробовала ни разу в жизни.
– Я тоже. Хочешь попробовать?
– Конечно! Уже ради этого стоило приехать на Кубу!
– Ради маленькой свиньи?.. Эээ… Как ты сказала? Просенка?
– Поросенка! Да, хочу попробовать. А больше нигде не светит поесть его. В Москве в ресторанах жареные лягушки – пожалуйста, устрицы всякие, осьминоги – пожалуйста, а поросенка нет.
Чернокожие официанты принесли виноград, папайю. В бокалы разлили сок и вино. Колебались язычки трех свечей в канделябре.
– Почему вы, дети, одни? – вдруг спросила пожилая немка за нашим столиком. И поправила в ухе бриллиантовую сережку. До этого они негромко переговаривались с мужем, и казалось, не обращали на нас никакого внимания. – Где ваши родители? – она говорила с улыбкой, но голос ее был довольно строгий, и получалось как-то ехидно. Спрашивала она по-английски, и я тоже ответила по-английски:
– Мы не дети. Нам по шестнадцать.
– Самый опасный возраст. И нужно быть с мамой и папой. Вы – брат и сестра?
Мужчина ковырялся вилкой в салате. Похоже, он не разделял мнение своей супруги о том, что мы должны быть с папой и мамой.
– Нет, – честно ответил Саня. А я пожала плечами. Пусть думают что хотят! Саня наклонился ко мне и прошептал:
– Джень, давай удерем от них?
– А ведь больше некуда сесть, все столики заняты.
– Совсем удерем!
– А жареный поросенок?
– Да ну его, Джень! Пусть они едят! – он посмотрел сначала на старушку, потом на старичка.
Мы вскочили со стульев. Саня даже стул уронил от порывистости. Вернувшись, поднял, извинился:
– Сорри.
И мы похромали на берег моря.
– Конечно, Сань, тебе не жалко уйти от праздничного стола. Ведь вы не отмечаете Рождество!
– Не отмечаем. Мы в бога не верим.
– А у вас столько церквей в Гаване!
– В прошлом кубинцы были католиками. А сейчас мы не верим.
– А во что верите?
– В социализм. В революцию.
– Революция была в пятьдесят девятом году. Сто лет прошло.
Саня поднял попавшийся под ноги камушек и запустил его в мелкие волны.
– Джень, знаешь, я тебе скажу, но это на нашем острове секрет. Не на Кайо-Ларго секрет, а на всем острове Куба. Ты умеешь хранить секреты? – он дружественно толкнул меня плечом.
– Умею, – ответила я таким же толчком.
– Я не верю в революцию и в социализм. Я не люблю Фиделя. И никто из молодых его не любит, – Саня запустил в волны еще один камушек.
