Да, Юлия не только не желала и не умела слышать «нет», но даже допустить не могла, что такое «нет» вообще может прозвучать в ее адрес!
Прошло уже несколько лет с тех пор, как они расстались, поняв невозможность жить рядом друг с другом. После того как Брюллов едва не испустил дух в объятиях своей чрезмерно пылкой возлюбленной, она осознала, что может совершить страшное преступление против искусства, если останется с ним рядом. Кроме того, он ведь потребует от нее вечной верности: стать женой такого ревнивца – это все равно, что уйти в монастырь!
Брюллов до сих пор не мог забыть, как очнулся после слишком крепкого сна (ему так казалось, хотя на самом деле он был на грани смерти от нервного и физического истощения, к которому привела его страсть Юлии), лежа на помосте в своей мастерской, плотно укутанный в одеяла, с горячими кирпичами у ног, со вкусом вина и пряностей во рту, с висками, еще горящими от растираний, весь пропахший ароматическими маслами и одурманенный их ароматом. Он долго лежал, вслушиваясь в странные звуки и стоны, которые раздавались почти рядом, через стену, пока не сообразил, что это звуки – пылкого соития, а стоны издает какой-то мужчина, которого настиг оргазм.
Эти звуки возбудили Брюллова и пробудили в нем интерес к жизни. Не зря все женщины, которые были его любовницами, сравнивали его с фавном, сатиром, а то и Приапом. Физическая страсть была ему так же необходима, как творческое вдохновение, и очень часто служила основой для этого вдохновения. Он спал со всеми женщинами, которые ему позировали, но ни одна не вдохновляла его так, как Юлия. «Вирсавия», в образе которой он ее написал, могла и святого сбить с пути истинного своей вызывающей чувственностью, и именно работа над этой картиной положила начало его хронической усталости.
Но сейчас он чувствовал себя отдохнувшим и желал Юлию. Где же она? И кто там занимается любовью – за стенкой?
Наверное, это хорошенькая Симонетта – горничная Юлии. Самому Брюллову она казалась редкостно пресной, однако лакеи его и Юлии наперебой норовили выказать Симонетте свое расположение.
Наверное, они и сейчас этим занимаются.
Но где же Юлия?..
Кое-как разворошив одеяла, в которые был запеленат, и обернув чресла покрывалом, Карл выполз из мастерской, цепляясь за стенки и тихонько позвав:
– Юлия! Юлия!
Но язык присох к гортани, когда, заглянув в соседнюю комнату, Брюллов увидел ее – прямо на полу она самозабвенно и страстно отдавалась какому-то чернобородому молодцу с мускулистым волосатым телом.
