Интересно, почему родители частенько стремятся привить своим чадам совершенно ненужные в наше время навыки игры на скрипке или фортепьяно? При этом, не преследуя цели сделать из ребенка музыканта? Ответ один — дремучие инстинкты, доставшиеся нам от предков, когда противоположный пол завлекали игрой на этих инструментах. В наше время, гитара или даже барабан куда полезнее! Но это к делу не относится…
Попытки матери сделать из меня еще и фигуриста тоже не проканали — лыжи мне нравились гораздо больше. Научившись держаться на коньках, я освоил только один элемент фигурного… возможно, фигурного катания — разбег и прыжок в сугроб. Зато его выполнял безупречно. С младых ногтей я отдавал предпочтение с моей точки зрения куда более подходящим мужчине занятиям: охоте и контактным видам спорта, благо было с кого брать пример…
Вообще‑то, посещал я неисчислимое множество кружков и секций — от рисования и авиамоделизма до шахмат и бальных танцев, но надо сказать, что ко всему этому моя душа совершенно не лежала, требуя чего‑то этакого… Тогда же мне привили стойкое отвращение к театрам, картинным галереям и подобным мероприятиям, перекормив культпоходами до безобразия. Например, в театр меня можно было заманить только хорошим буфетом, да и то с трудом. Так что и тяги к прекрасному во мне совершенно не наблюдалось, а богемная жизнь абсолютно не привлекала.
В конце концов, общими усилиями мы с отцом настояли на необходимости занятий пятиборьем. Если кто не знает, это бег, плаванье, стрельба, фехтование и конкур[2]. К увещеванию матери мы подошли основательно, железно аргументируя свои требования наставлениями по воспитанию дворянских отпрысков из тех времен, когда дворянство зарабатывало свои привилегии с шашкой наголо, а не как теперь — с жопой… А добили впечатлительную мамочку примерами из античной Греции, где пентатлон пользовался огромной популярностью, способствуя гармоничному развитию тела. С нашей стороны уступкой была как раз музыкальная школа. Под той же эгидой был преподнесен и рукопашный бой как без сомнения прямой наследник панкратиона[3]. В детали мама не вникала и нашим доводам поверила. Привитием остальных, необходимых всесторонне развитой личности, навыков отец обещал заняться со мной сам, и надо сказать, свои обязательства выполнял исправно. Но об этом позже…
Рос я почти исключительно на натур–продуктах: медвежатине, кабанятине, котлетках из лосятины и прочих деликатесах. С удовольствием жевал рябчиков, тетеревов и прочую пернатую дичь. Ананасами, правда, не закусывал, и как выглядит этот зверь даже не подозревал — в наших широтах такого не водилось, ну разве что в консервных банках. Всем этим изобилием исправно снабжал семью работающий охотоведом отец. Придется, видимо, отвлечься и все же немного рассказать об отце, а заодно и о дяде, принявшим деятельное участие в моем воспитании.
