«Подчиняйся последнему приказу» — таково нерушимое правило на море. И вот незадачливый растяпа, не решаясь отказаться ни от какой работы, мечется как угорелый и ничего не делает; в конце концов на него со всех сторон сыплется град тумаков.
Вдобавок ко всем испытаниям ему почти никогда не разрешается раскрывать рот, пока с ним не заговорят, да и в этом случае ему лучше молчать. Беда, если он обладает склонностью к юмору! Отпустив в злосчастную для себя минуту какую-нибудь шутку, он никогда не знает, к чему она может повести.
Однако остроты других на его счет он должен принимать с величайшим добродушием.
Горе ему, если во время обеда он позволит себе бросить взгляд на бачок с мясом раньше, чем возьмут остальные.
Кроме того, он обязан принимать на себя вину за все проделки, истинный виновник которых не пожелает признаться, и отдувается в море за всякого трусливого негодяя, который на берегу представляет собой полное ничтожество. Одним словом, его злоключениям нет конца.
Он вскоре падает духом, чувствует себя униженным и несчастным и первым следствием этого, естественно, бывает крайняя неряшливость.
Возможно, матросам следовало бы проявлять больше снисходительности; но так как они жестоки, они не делают этого. Лишь только несчастного заподозрят в нечистоплотности, на него набрасываются, как набрасывалась в средние века озверелая толпа на еврея; его тащат к подветренным шпигатам и раздевают догола. Тщетно он взывает о пощаде, тщетно умоляет капитана о заступничестве.
Беда, повторяю, растяпе в море! Он последний бедняга во всем флоте. Именно таким был Каболка — из всех сухопутных растяп самый растяпистый и самый несчастный. С виду он был забитый тщедушный человек с угрюмой физиономией, один из тех, о ком с первого взгляда можно сказать, что он прошел много тяжелых испытаний в горниле бедствий. Его возраст оставался полной загадкой; на болезненном лице с острыми чертами не было старческих морщин, но в то же время кожа не отличалась гладкостью юности. Убей меня бог, если я мог определить, сколько ему лет: двадцать пять или пятьдесят.
Но обратимся к его прошлому. В лучшие времена Каболка работал пекарем в Лондоне, где-то близ станции Холборн; по воскресеньям он надевал синее пальто с металлическими пуговицами и проводил послеобеденные часы в таверне, покуривая трубку и попивая эль, как подобает всякому беззаботному пекарю вроде него. Но это продолжалось недолго; вмешался какой-то старый дурак и погубил его. Каболку убедили, что Лондон подходящее, пожалуй, место для пожилых джентльменов и больных, но для предприимчивого юноши Австралия — обетованная земля. В один злосчастный день Каболка привел в порядок свои дела и сел на корабль.
