– Почему? – спросил Спенглер. – Почему именно семьдесят пять центов?
– Сам не знаю, – сказал Агги. – Просто я решил, что по субботам должен зарабатывать семьдесят пять центов. В центре города почти никого не осталось, но я думаю, что через часок-другой продам и остальные газеты. Ведь скоро многие после ужина снова придут в центр – например, любители кино.
– Знаешь, – сказал Спенглер, – ну их к черту, этих любителей кино. Дай сюда остальные газеты и ступай домой сразу. Вот тебе четвертак.
Хотя газетчик и чувствовал признательность к управляющему телеграфной конторой, сделка казалась ему не совсем справедливой. Газеты полагалось продавать поштучно, разным лицам, стоять на перекрестке, выкрикивать заголовки, привлекая внимание к сегодняшним новостям. Что ни говори, он порядком устал, ему хотелось поужинать, да и таких людей, как Спенглер, он не видывал сроду. Скупить все газеты сразу, чтобы выбросить их в мусорную корзину, показалось ему самой поразительной новостью за сегодняшний день. Но он считал несправедливым, что убыток понесет такой хороший человек, как Спенглер, а не какой-нибудь там уличный шалопай, впрочем, может, и не обязательно шалопай… Газетчик решил, что ему следует отказаться от незаконной сделки.
– Я не хочу наказывать вас на четвертак, мистер Спенглер, – сказал он.
– Ерунда, – сказал Спенглер. – Давай сюда газеты и ступай домой.
– Хорошо, сэр, – сказал Агги. – Но может, я когда-нибудь смогу отработать этот четвертак.
– Ладно, ладно, – сказал Спенглер и бросил газеты в корзину.
Улисс разглядывал ящик с телеграммами до востребования.
– Улисс заблудился, – сообщил Агги мистеру Спенглеру.
– Ну, – сказал Спенглер, – теперь он нашелся… Улисс! – окликнул он мальчика.
Улисс обернулся и посмотрел на управляющего телеграфной конторой. Подумав немного и не найдя ничего более подходящего, Спенглер спросил:
– Как поживаешь?
Подумав немного и не найдя ничего более подходящего, Улисс ответил:
– Хорошо.
Оба они понимали, что им хотелось сказать совсем другое. Зная, что и он говорит совсем не то, что ему хочется сказать, Гомер заявил:
– Он-то поживает хорошо.
А потом и Агги уже от полного смущения повторил те же самые слова, придавая им какой-то совершенно новый, глубокий смысл. Все были смущены, но очень довольны, особенно Спенглер.
Обменявшись столь глубокомысленными замечаниями, все четверо притихли, а телеграфист Уильям Гроген достал свою бутылку, отвинтил пробку и сделал надлежащий глоток.
