Мустафа просидел в схоронке весь день — второй уже, — ожидая, когда важный фриц навострится в обратную дорогу, всё терпел, но фриц что-то не торопился. Он даже по нужде не выходил из дома. Пришлось заночевать вновь.
Ночью на хутор проследовали два мотоцикла, один за другим, утром в таком же порядке, тарахтя моторами, покинули хутор — гуськом, один за другим. А серая, сиротливо стоящая машинешка так и не сдвинулась с места. Ни на сантиметр.
Может, действительно чин с портфелем уже смылся. Под прикрытием темноты, а? А полоротый Мустафа просто-напросто прошлёпал его? Мустафа недовольно дёрнул головой, задрал подбородок в заносчивом движении, будто нервный тик пробил его, схватился за автомат, огладил пальцами влажное, с облезшим лаком ложе, холодный дырчатый кожух ствола, бобышку затвора, мокрую защитную скобу, прикрывающую спусковой крючок от случайного нажатия, а значит — от беды… Лучший друг всякого солдата — автомат ППШ. Особенно, когда в загашнике имеется несколько дисков, по самую завязку набитых патронами.
Мустафа привычно прошёлся окулярами бинокля по пустынному двору. Никого и ничего. Хоть вылезай из схоронки и отправляйся на хутор с проверкой… Тьфу!
Он продолжал ждать. Мустафа умел это делать.
Ближе к вечеру, когда желтизна в солнечном свете ослабела, а потом и вовсе угасла, сменилась сонной розовиной, из хуторского дома во двор вышел водитель, поднял на машине капот, поковырялся немного в моторе и с удовлетворённым видом опустил железную округленную крышку, похожую на птичье крыло.
Мустафа понял — важный чин собирается покидать тёплое место. Это взбодрило, прибавило сил — наконец-то! Он проверил автомат. Какое всё-таки родное существо — ППШ… Живое! Отщёлкнул диск, проверил патроны — не проникла ли сырость, нет ли перекоса?
Розовина в воздухе сгустилась, солнечный свет потускнел окончательно, появились комары — оголодавшие, мелкие, очень противные, кусачие; тонкий стон их, повисший в пространстве, сверлил голову насквозь, рвал уши, застревал в висках. Мустафа ожесточённо покрутил головой, вышибая стон из себя.
Из дома тем временем вновь вышел водитель — покосившийся на один бок, чуть ли не переломленный в корпусе пополам — тащил тяжёлый чемодан, такой же дорогой, жёлтый, толстокожий, как и портфель.
Действия свои Мустафа постарался обмозговать тщательно, до деталей: и линию, на которой он застрелит шофёра, наметил, и тропу, что должна будет увести его в дебри, определил, и то, как он будет действовать, если за ними увяжется погоня, обдумал.
