Арес какое-то время следовал за ними, занимая место по левую руку от Надежды: всегда с улыбкой, всегда вскинув голову. Темные глаза его светились удовлетворением, и Габриэль с далеким удивлением думала о том, почему он не рядом с Зеной. Словно читая ее мысли, Арес клал руку на живот Надежды, в котором зрело его дитя, первое из череды Разрушителей, которым суждено будет захватить мир. И это тоже не вызывало в груди сказительницы должного отклика.
Она не жила – существовала. Спала без снов, ела без аппетита, держалась в седле только потому, что обратно было бы долго забираться. Глаза ее казались пустыми колодцами, жизнь давно запорошила их инеем, как и волосы. Север, юг, запад, восток – Габриэль не замечала, где они. Она чувствовала прикосновения и солнечный жар, а по ночам куталась в одеяла по старой привычке, от которой никак не могла отделаться.
Зена умерла через двадцать лет, после того, как царство Дахока дотянулось щупальцами до земель фараонов. Арес принес ее тело и бросил к ногам сидящей на ступенях пирамиды Надежды. Снова был закат, снова дул ласковый ветер, снова Габриэль не смела сделать ни единого шага.
Ничего не шевельнулось в сердце сказительницы, и Надежда, словно почуяв ее безразличие, повернула голову. Лицо дочери по-прежнему было гладким и юным, иногда в Габриэль просыпалась память, и тогда она печалилась о том, что так быстро утратила молодость.
«Спасибо, мама, – голос Надежды был почти нежен: за столько лет она научилась делать его таким. – Спасибо. Ты можешь идти».
Габриэль вскинула голову, отведя взгляд от бездыханного тела своей Королевы Воинов.
«Тебе была нужна лишь ее смерть», – тихо сказала она, и ветер пробрался под одежду, коснулся тела, словно желая его остудить.
Арес засмеялся, смех его призраком понесся над пустыней. Надежда его не поддержала.
«Да, мама, – голос все еще звучал ласково. – Зена не пошла против моего отца, зная, что ты на его стороне».
Габриэль непонимающе мотнула головой.
«Я на твоей стороне», – пробормотала она, и что-то холодное и колючее коснулось груди, пробурилось сквозь кожу, неделикатно зажало сердце.
Надежда не пошевелилась.
«А я – на его», – спокойно отозвалась она.
И тогда это что-то лопнуло внутри Габриэль. Жизнь, столь долго хранимая в каком-то сверхпрочном пузыре, разлилась по телу, заставила сделать вдох, почувствовать запахи, захотеть кричать.
Арес улыбался, поглаживая бородку. Надежда внимательно следила за состарившейся рядом с ней женщиной. А Габриэль все делала вдох за вдохом, не умея выдохнуть.
