Габриэль пожимает плечами и нюхает букет, протянутый ей Королевой Воинов. Полевые цветы пахнут недавней грозой.
– Значит, началось, – соглашается она со словами Зены, видя, как подруга едва улыбается ей, аккуратно, чтобы никто не заметил.
Габриэль очень страшно. Сердце выпрыгивает из груди, ноги дрожат, а с губ готовы сорваться рыдания. Но рядом стоят мать, отец и сестра, и ради них девушка может быть храброй.
Она хочет такой быть.
Потейдия выросла на их с Зеной пути внезапно, и нельзя сказать, чтобы Габриэль была недовольна возможностью проведать родных. Подруга согласилась потратить пару дней на праздное безделье, и вот они уже входили в деревенские ворота, собирая на себе все возможные взгляды.
Прошло слишком мало времени с той поры, как Габриэль ушла вслед за Зеной, и, конечно же, вряд ли кто-то поверил словам Лилы, что ее сестра сделала тот выбор добровольно. Юная сказительница, вцепившаяся в шест так, будто он остался ей единственной опорой, была в глазах односельчан несчастной и похищенной. Возможно, существовал еще шанс спасти ее от этого монстра в человечьей шкуре.
Родные встретили их странно. Не то обрадовались, не то огорчились. Безоговорочно счастлива была лишь Лила, едва не задушившая старшую сестру в объятиях. Мать и отец же все переглядывались, перешептывались и старались обходить стороной Зену, подпиравшую затылком потолок.
Они отправили ее спать в конюшню вместе с Арго, и возмущения Габриэль по этому поводу никого не взволновали, даже саму Зену. Воительница лишь улыбалась, похлопывая разорявшуюся подругу по плечу.
– Что началось? – дрожащим голосом спрашивает Лила, и Габриэль с усилием выныривает из воспоминаний только для того, чтобы окунуться в другие.
За Потейдией есть большой холм. Идти туда довольно далеко, но зато вид с него открывается просто чудесный: равнина, усеянная красными маками. Сонное поле, как, смеясь, называет его Геродот. Спускаться туда никто не рискует, разве что отчаянные мальчишки время от времени, задерживая дыхание, обрывают пару-тройку цветов на самой окраине. Старые бабки судачат о том, что где-то на той равнине стоит открытым вход в Аид, через который Орфей спускался за своей Эвридикой. Габриэль, зная теперь все и про Орфея, и про Аид, только посмеивается над этими слухами. И однажды утром идет на холм. Зачем? Она и сама не знает.
Только помнит то волнение, что охватывало ее всякий раз при взгляде на безбрежный красный океан, едва тронутый слабым ветром, и хочет вновь испытать его. А может быть, и нарвать букет.
