— Безсовѣстный и неблагодарный негодяй! Иди прочь отсюда и не оскверняй долѣе моего жилища твоею низостью. Ступай и никогда не показывайся мнѣ на глаза. Уходи вонъ! И пусть тебя постигнетъ одно лишь наказаніе: проснувшаяся совѣсть, которая не дастъ тебѣ покоя!
Съ этими словами я кинулъ ему портфель, который онъ съ улыбкою поймалъ на лету и, преспокойно застегнувъ на всѣ скобки, ушелъ, оставивъ насъ въ глубокомъ недоумѣніи при видѣ его самоувѣренности. Жена моя была особенно раздосадована тѣмъ, что ничѣмъ не удалось разсердить его, и онъ, очевидно, нимало не стыдился своего поведенія.
— Душа моя, воскликнулъ я, желая успокоить страсти, черезчуръ разбушевавшіяся въ нашей семьѣ, - нечего дивиться тому, что у дурного человѣка стыда нѣтъ: такіе люди стыдятся лишь добрыхъ своихъ побужденій, а порочными гордятся. Въ одномъ аллегорическомъ сказаніи говорится, что Грѣхъ и Стыдъ вначалѣ были пріятели и всегда неразлучны; во вскорѣ они почувствовали неудобства своего союза: Грѣхъ часто доставлялъ Стыду большія безпокойства, а Стыдъ, въ свою очередь, склоненъ былъ разоблачать тайныя козни Грѣха. Они долго вздорили между собою и, наконецъ, порѣшили разойтись навсегда. Грѣхъ смѣло выступилъ въ путь одинъ, въ догонку за Судьбой, которая шла впереди, въ образѣ палача. Но Стыдъ, робкій отъ природы, воротился и присосѣдился къ Добродѣтели, отъ которой онъ вмѣстѣ съ Грѣхомъ давно ушелъ, въ началѣ ихъ общаго странствованія. И вотъ почему, дѣти мои, всегда такъ случается, что какъ только человѣкъ хоть немного поякшался съ Грѣхомъ, Стыдъ покидаетъ его на пути и спѣшитъ присоединиться къ тѣмъ немногимъ добродѣтелямъ, какія еще остались на свѣтѣ.
XVI. Вэкфильдское семейство прибѣгаетъ къ хитростямъ; но ему противопоставляютъ еще большую хитрость
Не знаю, какъ чувствовала себя за это время моя Софія, но остальная семья скоро свыклась съ отсутствіемъ мистера Борчеля, утѣшаясь обществомъ нашего сквайра, который являлся теперь все чаще и оставался подолгу. Такъ какъ ему не удалось доставить моимъ дочерямъ городскихъ удовольствій, онъ желалъ вознаградить ихъ за это и не пропускалъ случая доставлять имъ всевозможныя маленькія развлеченія, доступныя въ нашей глуши. Онъ пріѣзжалъ обыкновенно по утрамъ, когда сына моего и меня не было дома, и оставался въ семьѣ по цѣлымъ часамъ, забавляя ихъ разсказами о Лондонѣ, который былъ ему досконально извѣстенъ. Онъ повторялъ имъ всѣ слухи и замѣчанія, носившіеся въ атмосферѣ театровъ, и наизусть зналъ всѣ остроты и каламбуры высшаго свѣта, прежде чѣмъ они попадали въ сборники. Въ промежутки между разговорами онъ училъ моихъ дочерей играть въ пикетъ, а двухъ меньшихъ мальчиковъ драться на кулачкахъ, говоря, что такъ они лучше съумѣютъ постоять за себя. Но надежда имѣть его своимъ зятемъ въ значительной степени ослѣпляла насъ насчетъ его недостатковъ. Жена моя потратила-таки не мало хлопотъ, чтобы поймать этого жениха, или — выражаясь деликатнѣе — употребила всѣ старанія, чтобы выставить свою дочку съ наилучшей стороны. Если печенье къ чаю выходило легкое и разсыпчатое — это оттого, что его замѣсила Оливія; когда наливка была особенно удачна — оказывалось, что сама Оливія выбирала для нея смородину; а пикули были оттого такъ зелены, что приготовлялись ея пальчиками; а если пуддингъ былъ такъ вкусенъ, то это потому, что мать послушалась ея совѣтовъ касательно его состава. Иногда бѣдняжка жена моя начинала увѣрять сквайра, что Оливія ростомъ какъ разъ будетъ ему подъ пару и заставляла ихъ становиться рядомъ, чтобы посмотрѣть, который выше. Всѣ эти хитрости, которыя она считала очень тонкими и осторожными, тогда какъ онѣ всѣмъ бросались въ глаза, доставляли большое удовольствіе нашему благодѣтелю; онъ всякій день являлъ новыя доказательства своей страсти и хотя еще не заговаривалъ о женитьбѣ, но, по нашему мнѣнію, все къ тому и велъ. Его медлительность въ этомъ отношеніи мы приписывали то природной застѣнчивости, потому что онъ опасается сдѣлать неугодное своему дядюшкѣ. Вскорѣ, однакожъ, случилось такое обстоятельство, которое не дозволяло долѣе сомнѣваться въ томъ, что онъ желаетъ вступить въ ваше семейство: въ глазахъ моей жены оно было даже равносильно формальному обѣщанію жениться.
