— Пожалуйста, места хватит, — сказал полный человек и помог Тоне нести ее тяжелый чемоданище.
В большой неуютной комнате стояло в ряд несколько раскладушек, но их сдвинули и втиснули еще две, так что соседом Тони оказался разбитной парень с рыжими усищами, над которыми все смеялись. Парень несколько дней ожидал самолета, как, впрочем, и другие бородачи, отсиживающиеся на базе из-за плохой погоды.
Погоды не было, шли дожди, наползали туманы по утрам, и маленькие самолеты, летавшие по Камчатке, отстаивались в аэропортах.
Тоня, конечно, могла добраться до пограничного начальства, представиться, сказать, что летит к мужу, может быть, и подвернулся бы какой-нибудь вертолет или корабль, но едва она начинала думать об этом, как чувство тревоги овладевало ею с новой силой. Вот узнают, к кому она едет, передадут на заставу ЕМУ, а он вдруг скажет — не нужна мне больше эта женщина. Нет, уж лучше приехать внезапно, свалиться как снег на голову, а потом — будь что будет.
Анна Михайловна тоже не советовала просить помощи у пограничного начальства.
— Ведь он же вас ожидает, — сказала Анна Михайловна. — Вот радость-то ему будет! Нечаянная...
И она улыбнулась, представив, как обрадуется не знакомый ей мужчина по фамилии Бочкарев. Тоня же, стесняясь, так и не открылась ей, ничего не рассказала о своих страхах. Два года разлуки — срок немалый для соломенного вдовца.
Она напряженно зажмурилась, представив в деталях свою встречу с Бочкаревым, его равнодушные глаза, отчужденный холодный голос, всю эту позорную сцену при чужих людях, после которой остается только бежать к океану и топиться.
Три дня каждое утро вдвоем с Анной Михайловной они ездили в аэропорт и ждали, что вот-вот объявят вылет. Высокая красивая девица в справочном бюро нехотя поворачивала лицо с лиловыми веками и, не отрываясь от разговора с подругой, раздраженно бросала: «Вам русским языком говорят, что нет погоды». Сзади стояла длинная очередь, и все покорно ждали, пока девица с лиловыми веками закончит рассказывать о купленных вчера на толкучке заграничных чулках. Ей была глубоко противна ее работа и это вечно недовольная, гудящая толпа пассажиров, пристававших к ней с одним и тем же глупым вопросом: «Когда улетим?»
Время от времени та же девица подносила к накрашенным губам микрофон и сообщала обидно равнодушным голосом, что все вылеты задерживаются на два часа. Через два часа объявлялась новая задержка, а к вечеру все пассажиры отпускались до семи часов утра. Тоня и Анна Михайловна садились в битком набитый автобус, ехали в центр, а потом пешком взбирались на крутую сопку, поросшую каменными березами. Оттуда открывался вид на Авачинскую бухту, за которой, говорят, тоже были вулканы, правда, закрытые теперь тучами.
