К вечеру поползли слухи, что Советы в тыл прорвались, пытаются от резервов отрезать...
Во тьме дивизион отошел назад, связь и прикомандированных телефонистов оставили в распоряжение переместившемуся к селу штабу фузилёров.
Настроение у офицеров было хуже некуда - открыто говорили, что немцы "дурни биснувати". Нужно прорываться, пока Советы окончательно кольцо окружения не замкнули. Фрайтаг[1] специально медлит - решил дивизию положить, шоб германцы из котла выскочили.
Грабчак понял, что все здесь и полягут. Но бояться сил не осталось - усталость такая навалилась - хоть в лоб стрелять будут, не пошевелишься. Микола заполз в какую-то яму и на оклики командира связистов не отзывался. Плащ-накидку на голову намотал и идите все к бисовой матери.
Только с рассветом понял, что под крупом убитой лошади спал. Ладно, что смердела, все одно не до девок Грабчаку гулять. Но примета скверная...
Примета сполна оправдалась - день истинно адовым стал. С утра Советы атаковали с нескольких сторон: у Подгорец, на Сасово, на Колтив... 31-й полк держался из последних сил, немцы временами перебрасывали подкрепления, поддерживали. Москали наседали, вновь ударяли "катюшами" и бомбами - казалось, ничего живого не останется. У Опак многократно сходились с русской пехотой вплотную, "тридцатьчетверки" в гущу не лезли - мели огнем издали...
...- Ко второй роте пойдешь. Вот приказ - пусть один взвод налево оттянут и фланг держат. Знаешь где второй роты позиции?
- Да я же с дивизиона и...
- Знайдешь! Тут овражком, як поднимешься ще километра два и поближе к кладбищу. Не проскочишь...
Микола пошел, зная что не дойдет. Отводить полк нужно, тут любому дурню понятно. Тяжелый дивизион москали разбили, никакой телефонной и радиосвязи не осталось, танков немцы совсем не дают. Как скот подсунули - на убой. Сами отходят, а здесь подыхай как муха...
Овражек был неглубок и набит немцами: вышедшее из боя подразделение пыталось привести себя в порядок. Казалось здесь больше раненых, чем стоящих на ногах. Микола протрусил поверху, по склону, внезапно оказался на прореженной осколками опушке - впереди шел бой.
Пехота Советов, в выгоревших гимнастерках и драных телогрейках, немногочисленная, но сплошь с автоматами, уже уцепилась за развалины крайних хат. Устанавливали пулемет, перебежками кидались через огороды. Горели хаты, дым прибивало к земле. От центра села и от кладбища в этот дым строчили галицийские пулеметы - старались москалей к земле прижать. В ответ, издали, размеренно, как часы бил русский танк или самоходка - прикрывал подход своих подкреплений. Через поле растерзанного низкорослого соняшника[2] спешил взвод Советов...
