Все сословия шлют к «своему палачу, тирану и грабителю «выборных» депутатов, которые от имени народа «лижут ему ноги, целуют его руки и, обливаясь слезами, заверяют в своей любви, преданности и благодарности!»
Де Кюстин, посетивший Россию при Николае Первом, пишет в своих письмах, что «последний холоп, коли он сумеет угодить повелителю, назавтра может стать первым лицом после императора».
В том, что начальство любит лесть, есть какая-то общечеловеческая беспомощность, что-то, что вызывает сочувствие и даже сострадание. Ведь само по себе умение ценить чужие достоинства — крайне редкая добродетель. Землю преимущественно населяют люди завистливые, и «всякий вид добродетели не остается у них без такого имени, которое заимствовано от противоположного порока».
«Заслуживающих одобрение, — говорит Ефрем Сирин, — они унижают; кто идет добрым путем, тем полагают на пути соблазны; кто живет как должно, тех порицают».
И поэтому человек цепляется за всякую похвалу, и поэтому лесть так легко находит дорогу к любому сердцу и разрушает любые крепости.
Рассказывая о частной и общественной жизни римлян, Гиро приводит историю Афера. Афер достиг богатства и славы, обвинив «в беспутной жизни, в кознях и чародействе, направленных против императора» Клавдию Пульхру — родственницу и близкую подругу Агрипины, вдовы Германика.
Однако когда к власти пришел Клавдий, над Афером нависла смертельная опасность. Новый император был сыном Агрипины.
И Афера выручила лесть, которая для Клавдия оказалась дороже матери.
Правда, Клавдий подозрительно относился к чужим похвалам, и иногда комплименты принимал за оскорбления.
Когда Афер воздвиг в честь Клавдия статую, «с надписью, в которой упоминалось, что Калигула, двадцати семи лет отроду, уже был вторично избран консулом», император увидел в этой надписи «оскорбительный намек на его молодость и косвенное указание на закон, запрещавший быть консулом в таких юных годах».
Калигула приготовил и произнес в сенате речь против Афера.
И Афер вместо того, чтобы защищаться, сделал вид, что речь императора поразила его, как гром, и сказал, что «гораздо меньше боится всемогущего Калигулы, чем его ораторского таланта». После этого он начал цитировать речь Калигулы и указывать на ее красоты.
И Калигула, который считал себя лучшим оратором своего времени, «вернул Аферу свое расположение».
