Кто-нибудь поверхностный мог бы сделать вывод, что разум, это досадное недоразумение человеческой природы. Но Кант в самом существовании разума увидел указание на какую-то более достойную цель существования. Эта-то цель и состоит в том, что человеку должно заботиться не о собственном благополучии, а о благополучии других людей.
Это обычное дело, когда человек не может устроить собственное счастье и знает, как сделать счастливыми других.
Но Кант, когда писал об инстинктах, имел в виду несуществующую склонность человека творить добрые дела. Именно поэтому он и говорит, что у одних может пропасть охота к добродетели из-за плохого настроения, другие могут не иметь этой склонности от природы.
Но нет человека, который и инстинктивно, и осмысленно согласился бы добровольно стать рабом другого человека. Человек всегда готов бороться за себя, подчиняясь закону естественного отбора, который не один Эфроимсон, называет «самым могущественным законом живой природы».
Для христианства и нравственный и безнравственный человек — оба плохи.
Вообще говоря, христианство не интересуют этические отношения. Его интересуют отношения правовые, и поэтому идеал христианства не нравственный человек, а человек смеренный, покорный, послушный начальству.
«Послушливый всем благоугоден, — пишет Ефрем Сирин, — всеми восхваляется, всеми прославляется».
Ему приказывают, он не противоречит; делают выговор, он не гневается и «от оскорблений не приходит в воспламенение». Оттого, он «в скорости возвышается, в скорости оказывает успехи», а покуда для возвышения нет вакансий, «на том месте пребывает, куда призван».
Кого не возьми из христианских писателей, все поучают «покоряться тотчас своему начальнику» по примеру Иисуса Христа.
«Я Всемогущий и Всевышний, — говорит Христос голосом Фомы Кемпийского, — все из ничего создавший, смиренно ради тебя покорился человеку. Ниже всех Я смирил Себя и унизил».
И Фома изливает всю свою ненависть к тем, кто не может «восприять истинное презрение к себе самому» и «отдать себя в чужую волю».
«Учись, — говорит он, — повиноваться, прах, учись смирять себя, земля и тина. Не терпи в себе надменного духа, но яви в себе такую покорность, таким малым поставь себя, чтобы все могли ходить по тебе и как грязь по дороге попирали бы тебя».
Ефрем Сирин тоже жалуется на монахов, которые не хотят «поработить себя братиям».
«Если сделали, кому выговор, — пишет Сирин, — почитает он справедливым дать отпор: если дали приказание, делает по-своему».
