В 1959 г. в Алма-Ате вышло первое прижизненное издание «Наследника из Калькутты» под одной фамилией. В обновленном варианте предисловия, где туманно говорилось про некие изыскательские работы в заполярной тайге, появилась новая многозначительная фраза: «Заболел» романом и напористый бухгалтер В. П. Василевский...»
Еще Осенью 1958 года «Комсомольская правда» опубликовала недоброжелательную заметку критика А. С. Елкина, упрекая издателей «Наследника из Калькутты» в «хаггартовщине» и «буссенаровщине»[4].
Ссылаясь на «Крокодил» и «Комсомолку», Госкомиздат РСФСР стоял насмерть против новых переизданий романа в Российской Федерации, хотя он был издан в Таллине, Ереване, кажется, в Тбилиси, а также за рубежом (в Польше, в Болгарии, в Чехословакии и Китае). Благоволивший отцу московский партсекретарь СП Феликс Кузнецов, желая помочь делу, передал очередное ходатайство об издании «Наследника» на рассмотрение главы секции научной фантастики и приключений, писателю Еремею Парнову, который тоже дал отрицательное заключение («...напечатать-то можно, — завершал он его, — а только зачем?»).
Триумфальное шествие «Наследника» по редакциям СССР и России началось в 1989 г., когда роман был переиздан сразу в Красноярске, Ленинграде и Ташкенте. После этого состоялись издания в десятках городов от Кишинева до Владивостока.
Покойный литературовед А. 3. Вулис в послесловии к ташкентскому изданию «Наследника из Калькутты» (1989) обоснованно назвал эту книгу «Роман романов или наследник давней традиции». Критик определил ее как «пространный дайджест приключенческих мотивов XIX века... Прочитать его — все равно, что заново перечитать всю приключенческую литературу». А. 3. Вулис видит в авторе «Наследника» одинокого барда, принявшего на себя тяжкое бремя творчества. «Вот этим-то и уникален «Наследник из Калькутты». Не своей зависимостью от чужих сюжетов.., не своей сюжетной пестротой, чередованием взлетов и падений, внезапностей и предвкушений, бед и побед... Нет, «Наследник из Калькутты» уникален прежде всего силой человеческого духа, способностью сохранить верность детству, верность сказке (а через нее — вере и надежде) в самых отчаянных обстоятельствах, в условиях тяжких, экстраординарных, на пороге, отделяющем жизнь от смерти; выносимое от невыносимого». Надо учитывать, что А. 3. Вулис не знал всех реальных обстоятельств создания романа, но определил и оценил их с предельной четкостью.
