Тринадцатый час | страница 6



Дэнс достал из кармана маленький диктофон и нажал кнопку.

— Девять-один-один слушает, — раздался мелодичный женский голос.

— Говорит Джулия Куинн, — послышался приглушенный голос Джулии. — Байрам-Хиллс, Таунсенд-корт, пять. Скорее, мой муж и…

Телефон отключился.

— Алло? — спросила женщина-оператор. — Алло, мэм?

Дэнс выключил диктофон.

— Звонок был сделан в 18:42, — сказал он. — Могу я спросить, где вы были в это время?

Ник молчал — не потому, что ему нечего сказать, но потому, что боялся: стоит заговорить, и он сорвется. Голос Джулии лишь усилил боль, страдания, разрывавшие душу.

Он точно знал, где находился в 18:42, — трудился у себя в библиотеке, где провел большую часть дня, не считая нескольких вылазок на кухню за кока-колой и печеньем.

Звук выстрела оторвал его от работы, слух неожиданно обострился. Вскочив, он пробежал через гостиную и кухню в прихожую, где была широко распахнута дверь гаража.

Он не мог понять, почему Джулия снова оставила дверь открытой. Ее сумочка валялась на полу рядом с вешалкой, где обычно висела, содержимое рассыпалось по полу. Нагнувшись, чтобы его подобрать, он наконец заметил стекавшую по белой стене кровь. Проследив взглядом, увидел черную юбку Джулии, ее длинную ногу, ступню в желтой туфле, торчавшую из-под лестницы. Тело и лицо скрывали нижние ступени.

В то же мгновение, задыхаясь, он упал на пол. Сотрясаясь от рыданий, гладил ее ногу, звал, шептал ее имя, зная, что она никогда больше не отзовется.

Минуту спустя он наконец с замирающим сердцем поднял взгляд и увидел своего лучшего друга, стоявшего над ними с полными слез глазами. Ник отпустил ногу Джулии и поднялся с пола. Маркус положил руки на плечи Ника, не давая ему приблизиться к верхней части тела Джулии, прилагая всю силу своих двухсот двадцати фунтов, бывших когда-то мускулами, чтобы не позволить увидеть то, что преследовало бы его до конца жизни.

Ник пытался сопротивляться, пытаясь добраться до тела жены, пока наконец у него не вырвался страдальческий крик, заполнивший небольшую комнату, прежде чем смениться беззвучным плачем. Все звуки мира куда-то исчезли, вместе с пришедшим осознанием реальности случившегося.

Они ждали в находившемся по соседству доме Маркуса, молча просидев на крыльце час с лишним, пока не услышали сирены, объявлявшие всем, что произошло нечто ужасное. Ник знал, что звук этот останется с ним навсегда, словно музыка его трагической судьбы и прелюдия к невообразимому кошмару обвинений, который должен вскоре начаться.