– Можно подумать, я накрашусь – и все изменится.
– Нет, конечно. Начинать надо с другого.
– С чего?
– Надо перестать бояться.
– Кого? Или чего?
– Всего.
– Я не боюсь.
– Еще как боишься. Боишься обидеть, боишься отказать, боишься быть самой собой. В следующий раз, прежде чем что-либо сделать, спроси себя – а тебе это надо? Не кому-то, пусть даже и близкому человеку, а тебе именно.
– А что плохого в том, чтобы уступить близкому человеку?
– Ничего, если это сообразуется с твоими интересами. Если же ты себя насилуешь…
– А если мой отказ сделает человека несчастным?
– Если этот человек тебя искренне любит, а не банально тобой манипулирует, то он не захочет собственного счастья ценой твоего несчастья. То есть он никогда не потребует от тебя жертвы, зная, что это сделает несчастной тебя, понимаешь?
Кажется, да.
– Ладно, ты подумай над тем, что я тебе сказал. Время у тебя есть. Вернусь – договорим.
– То есть?
– Я же тебя зачем позвал? Хотел попросить, чтобы ты кота кормила, пока я буду в отпуске.
Ну, и дела!
– А когда ты кота успел завести?
– Никого я не заводил. Он сам пришел.
– Это как?
– А так. Прихожу домой, а он сидит в коридоре. Наверно, через форточку забрался – я же на первом этаже живу.
– Давно?
– Третий год уже.
– Да нет, я про кота.
– А… С зимы. Он замерз, наверно, и пришел погреться. Да так и прижился. Уходит, когда хочет. Приходит, когда хочет. Я ему «Вискас» на несколько дней насыплю, а ты попозже зайдешь, проверишь. Ладно?
– Ну, хорошо. А ты когда уезжаешь? И куда? Опять сплавляться будете?
– Точно. Завтра утром поезд. Слушай, у меня дел невпроворот, и вещи еще не собраны. Вот тебе ключи, это запасной комплект. Бери, и пошли отсюда.
Я взяла связку ключей и, слегка ошарашенная, послушно пошла за ним к выходу.
…
В последующие дни, чем бы я ни занималась, где бы ни находилась – дома или на работе – в голове постоянно крутились обрывки нашего разговора. Я все никак не могла поверить, что представляю собой настолько жалкое зрелище.
Хотя, если Леха и преувеличивал, то самую малость. Я действительно жила с ощущением, что то, что происходит со мной сейчас – это понарошку. Как будто я писала черновик. Но однажды я возьму и перепишу все набело и начну жить в полную силу. Правда, что именно должно произойти, чтобы меня, наконец, встряхнуло, я понятия не имела. Наверно, Леха Маркин должен был постучать меня по голове.
На следующий день после нашего с ним разговора позвонила мама и завела старую песню про то, как она устала с этим огородом. И помощи-то от детей практически нет, и куда девать эти огурцы-помидоры – непонятно.
