— Тасима, — говорил отец Городи, — во имя церкви нашей, во имя Спасителя нашего ты должен пойти на жертву.
Тасима, опустив голову, молчал. От волнения лицо его покраснело.
— Мы просили госпожу Накамура помочь нам, но полиция артачится. — Как бы призывая проклятье на голову упрямых полицейских, отец Билье перекрестился. — Если виновный не объявится, полиция не оставит нас в покое. Они не в состоянии понять наше святое дело. Сегодня меня вызывала госпожа Накамура. Она сказала, что сахар — строго нормированный продукт и это дело не так-то просто замять, но если кто-нибудь возьмет вину на себя, тогда все еще можно будет как-то уладить. Ты сам виноват, Тасима, что привлек к работе недостойного человека, поэтому должен взять вину на себя и этим спасти нашу церковь.
— История нашего ордена — это цепь мученичества и самопожертвования во имя Христова учения. Сколько праведников погибло в защиту нашей зеры, Тасима! Нашей церкви угрожает опасность, и ты можешь ее спасти. Так неужели ты откажешься пострадать за веру?! — произнес отец Городи.
— Хорошо. — Тасима поднял голову, и на его лице отразилась решимость. — Я тоже верующий. К тому же японец не может отказать, когда его просят.
— О! — в один голос воскликнули Билье и Городи. Они чуть не вскочили с кресел. — Ты в самом деле согласен?
— Я не лгу, святые отцы! — ответил Тасима, глядя на них в упор. — Ведь нельзя же, чтобы в каталажку попал священник!
— Что? В каталажку? — переспросил отец Билье, краснея.
— Не все ли равно, как сказать. Ведь с повинной иду я. Раз это нужно для церкви, я готов взять вину на себя. На церковь не упадет и тени подозрения, будьте спокойны.
Тасима встал. И отцу Билье вдруг показалось, что этот низкорослый японец стал ростом выше их; священник тоже поднялся и, торжественно перекрестив Тасима, произнес:
— Благослови его, господи! Даруй ему, господи, свою милость и вечное блаженство.
Отец Городи тоже благословил Тасима.
Оба патера проводили Тасима за ворота церкви, этой чести никто из прихожан-японцев еще не удостаивался.
— Ты все понял, Тасима? — спросил отец Билье при прощании. — Церковь святого Гильома не имеет никакого отношения к спекуляции сахаром! Это ты все сделал. Ясно? — И он ласково похлопал по плечу свою жертву.
— Не нужно повторять, я все понял, святой отец, — тихо ответил Тасима и быстро зашагал в сторону станции. Вечернее солнце отбрасывало от него на дорогу длинную тень.
Облегченно вздохнув, священники, волоча подолы своих длинных черных сутан, возвратились в церковь. Навстречу им попался семинарист Торбэк.
