После входа в экзосферу Армагеддона десантная капсула брата Джерольда начала трястись, а температура внешней обшивки корпуса поднялась на несколько тысяч градусов. Высадка началась. Пути назад нет. Чёрные Храмовники уничтожат вставшие на их пути подкрепления орков или погибнут.
Пока спускаемый модуль нёсся сквозь атмосферу, Джерольд погрузился в похожую на транс медитацию, которая помогала подготовиться к битве. Именно в такие моменты, когда мысли отступают, а на первый план выходит подсознание, к нему возвращались воспоминания…
…В амниотическом резервуаре саркофага было тепло. Он чувствовал себя в безопасности, покоясь в вязкой жидкости, подвешенный на соединительных шлангах. Пожалуй, также было в те времена, когда он находился в утробе матери.
Боль уменьшалась — технохирурги знали своё дело. Лекарства не могли полностью избавить от мучений, но разрезы скальпелем и пересадка нервов не шли ни в какое сравнение с испытанной рыцарем агонией. С той агонией, которую он пережил, когда беспомощно лежал на груде вражеских трупов, а ветер обдувал беззащитные, разорванные свирепыми ксеносами внутренние органы.
Во время многочасовой операции в медицинском отсеке корабля-кузни “Голиаф” Джерольд несколько раз терял сознание, а после пробуждения почувствовал каждый разрез, каждый трансплантат, каждый шунт и место каждой ампутации. Но эти необычные и навязчивые ощущения были уже не той болью, что он неоднократно терпел раньше. Скорее он просто осознавал, что они есть. Рыцарю оказали честь, о которой большинство космических десантников не могло и мечтать.
Во снах явились похожие на яркую сюрреалистическую реальность галлюцинации и кошмары — бесчисленные ужасы, увиденные за сто семьдесят восемь лет службы. Но гораздо хуже скрежетавших зубами инопланетных морд, воинов в необычной броне и кровавых, слившихся воедино демонических ликов оказалось другое чувство, другая эмоция. Вне всяких сомнений, для элитного рыцаря Адептус Астартес не было ничего ужасней и страшнее ощущения полной беспомощности.
Джерольд вырвался из адских лихорадочных видений, и его встретили скрип таинственных аппаратов диализа и непрерывные сигналы ауспиков жизнеобеспечения. Он не мог разговаривать с окружавшими операционный алтарь апотекариями и техножрецами, но один звук успокоил его, как никакой другой. Облегчение тревожному разуму принесло тихое пение заполнивших зал боевых братьев. Оно же поведало об ожидавшем рыцаря великом будущем.
