- Почему же нет? Ты копишь знания и опыт в намерении работать в других мирах, так отчего же мне не рассчитывать, что я, накопив все эти свои нынешние чувства...
- Понял! - перебил Обросов. - Не продолжай. Я тебе скажу на это, что ты слишком многого хочешь. И монастырский дворик прихватить с собой, и дочь. Оставь что-нибудь нам, грешным! Я читаю книжки, но я вовсе не рассчитываю прихватить их с собой. Я занимаюсь накоплением, но это вовсе не потребительское отношение к вещам и людям, даже к книгам. А у тебя отношение потребительское. Ты хочешь и там пользоваться вещами, к которым привязался здесь.
- Но моя дочь - не вещь!
- Однако я не вижу, чтобы у нее был шанс попасть в те области и сферы... ну, ты понимаешь.
- Да ты... ты поработай с ней, Алексей Петрович!
Обросов оторопел:
- Что ты имеешь в виду?
- Как со мной работаешь, так и с ней, - жадно объяснял Пастухов. Ты, наверное, сам не замечаешь или не сознаешь, какое огромное значение имеют наши встречи и разговоры, даже для тебя. Они укрепляют твою роль... А уж я-то! С тобой я облегчаю душу, становлюсь лучше, чище, свободней от помыслов.
- Бессмыслица, - отрезал Обросов, - несуразные вещи и заявления. Не рад слышать. Не желаю слышать ничего подобного! Я все прекрасно замечаю и сознаю, и это верный залог того, что наши встречи и разговоры никоим образом не заслуживают названия работы. И потом, ты сказал о моей роли. Что под этим подразумевается? Я представляю себе дело так, что я не играю роль, а живу. Ты, как мы теперь видим, имеешь иное представление. Вправе ли я рассчитывать, что ты растолкуешь мне свое видение?
- Я вижу реальное положение вещей.
- Тогда назови их своими именами.
- Да ты и сам уже знаешь, я ведь не надеваю розовые очки, а вещи действительно называю своими именами... - волновался Пастухов. - Я вижу, насколько ты выше меня. Я просто вынужден многому у тебя учиться.
- А еще дочь в это хочешь втянуть! - вдруг крикнул Обросов. - С чего ты взял, что ей это нужно? Почему ты заведомо ставишь ее в униженное предо мной положение? Откуда у тебя эта уверенность, что она захочет чему-либо учиться у меня или у кого-нибудь другого?
- Без учения в нашем деле нельзя.
- Но выходит, ты даже и не предполагаешь, что сам первый мог бы ее чему-то научить! Получается, ты настолько порабощен греху, что даже не веришь в свои силы или видишь их нулевыми, и все это настолько, что ты даже не способен поучить уму-разуму собственную дочь!
