— Шагала?
— Ребенка, балда! Тебе тоже пора за что-то человеческое зацепиться…
— Ты эту кладбищенскую лирику брось…
Она меня не слушала.
— Конечно, если он родится нормальным, я так и напишу в завещании.
— Что он — чемодан, дача, чтоб его завещать!
— Он уже бьет ножками, ворочается, хочешь послушать?
Совсем сбрендила! И это моя циничная Алка!
Я наклонилась, сделала вид, что слушаю, и выпрямилась. Страшно мне стало, до чего женщину эта блажь уродует, даже врача… Но ей нужны фрукты, овощи, весной теперь все так дорого. Я решила тайком забежать к ее профессору, такие дрожат за свою репутацию…
Мы еще немного поболтали, она жаловалась на соседок по палате, которые не позволяли открывать окна, на их храп… И я все больше утверждалась в мысли добиться от этого толстого хмыря создания для нее нормальных условий… Ведь баб цековских не помещали в такие рабоче-крестьянские хлева, а он консультант Четвертой управы. Может устроить туда запросто…
Я не умела откладывать своих решений и сразу после больницы стала вспоминать, где живет научный руководитель Алки. В тот вечер, когда она нас знакомила, он упомянул, что любит свою Плющиху, и с гордостью подчеркнул, что живет в доме Совета Министров… Неужели мы соседи?!
Я понеслась в ДЭЗ, мечтая, чтобы у них был вечерний прием, и ворвалась туда в последние минуты перед закрытием. К счастью, у меня в сумке были пробные французские духи, Карен снабжал меня ими, посмеиваясь, что в мире «деревянных» денег это лучший сувенир для наведения мостов дружбы… Духи сработали снайперски, и оказалось, что мы с Алкиным профессором живем в соседних подъездах.
Я поднялась к профессору без оповещения, позвонила торопливо три раза и очень удивилась, когда, открыв дверь с радостным возгласом, он вдруг отшатнулся, точно увидел Медузу Горгону. Но я влетела в переднюю с такой решимостью, что он отступил.
— Вы меня не узнаете, я подруга Аллы.
За эти годы он стал еще толще и трясся в своей китайской пижаме, как желе.
— Разговор будет недолгим, но, может быть, вы меня пустите в комнату…
Я нагло открыла застекленные двустворчатые двери, вошла в большую комнату, увешанную картинами, и сразу увидела своего Шагала, висевшего в центре между двух окон.
— Позвольте, я вам все объясню… — задребезжал он, забегая вперед, точно хотел прикрыть картину, — я его купил, я заплатил двадцать тысяч, я ничего не знал, мальчики сами принесли…
— Мальчики?
— Поймите, мы врачи, у меня оказался один больной, близкий к миру искусств. И когда я сказал, что слышал о картине Шагала, он пообещал помочь…
