— Значит, его видели до тебя…
— Это я понимаю, поэтому и пытаюсь узнать…
— А зачем? Крутые мужички шуток не понимают…
— Ты их боишься?
— Я ни на кого не клепаю, честно делаю дело, а на кого работать — мне все равно, лишь бы бабки отстегивали…
Он внимательно оглядел меня.
— Ничего, годишься! Пошли лучше побалуемся, душа очистится от скверны…
— У тебя же там дама…
— А две — еще лучше.
— Прекрасный способ исповеди!
Я повернулась, чтобы уйти, и вдруг услышала:
— О Карене знал Кооператор, только он шестерка, не лезь в чужие дела. Жаль если такая фактура пострадает…
Я поехала домой, осознав, что Шерлока Холмса из меня не получилось…
Я влетела в подъезд, вынула газеты из ящика и поднялась лифтом, хотя на третий этаж обычно ходила пешком. Но я боялась встреч с соседями, расспросов, а потому мечтала быстрее нырнуть в квартиру. Еще я представляла, как увижу пустую комнату, где недавно лежал труп Карена, и все во мне леденело. Конечно, я не обратила внимания на повестку всунутую в ручку двери, торопясь отзвонить матери и завучу, чтобы выяснить, добрались ли до меня в школе.
Я старательно закрыла все замки, вдела цепочку, как приучал меня Карен, потушила свет в передней и вошла в комнату, где увидела двух приятных и совершенно безликих молодых людей в черных милицейских ботинках и одинаковых костюмах разного оттенка. Я даже не испугалась, сообразив, что милиция должна была оставить засаду в квартире, где нашли труп…
Один издали показал мне красную книжечку и сказал, не вставая:
— Нам так хотелось с вами побеседовать, что мы заждались…
— Вы так и сидите тут после моего звонка?!
— Почему вы, обнаружив труп своего сожителя, сбежали?
— А откуда известно, что его обнаружила я?
Лицо Сиреневатого оставалось неподвижным, а Сероватый вздохнул и перехватил инициативу.
— Вы заметили, что пропало из квартиры?
— Пропала картина Шагала, — сказала я кротко.
— Вы уверены что это был Шагал? У вас имелась музейная атрибуция?
Голос Сиреневатого стал острым, как бритва.
— Откуда у вас эта картина?
— Мать принесла, просила продать. А ей оставил картину мой отец, который уехал в Австралию.
Они переглянулись, и Сероватый сказал мягким баритоном:
— Советую не юлить. Нам известно, чти вы вели аморальный образ жизни…
Эти слова словно подстегнули меня. Они еще будут мне мораль читать, шестерки, которых Карен покупал по двадцать штук на дюжину!
— У вас есть доказательства? Сейчас можно подавать в суд за оскорбление чести и достоинства не только Президента!
