Я взял с полочки зеркальце и осмотрел работу — теперь левая часть кантика оказалась выше правой.
— Не расстраивайся. — Я постарался сдержать растущее бешенство. — Еще справа сними. Только чуть-чуть.
Так он ровнял меня минут пять, при этом линия волос на моем затылке стремительно поднималась, пока не достигла критической отметки.
— Стой! — я вырвал бритву из его руки. — Чтоб тебя!
Мой затылок был похож на синий подбородок лежачего больного, которого бреют раз в три дня. Кантик проходил по уровню верхней кромки ушей.
— Извини, — Пас опустил глаза.
— Катись отсюда! — В отчаянии я был готов наброситься на него с кулаками.
Он вырвал из моей руки зеркальце и скрылся за дверью. Я обреченно ощупал колкую щетину на затылке, и жизнь показалась мне прожитой зря. Это же надо! Ведь сегодня торжественный выпуск и отъезд на базу, а вид у меня такой, что рыбы засмеют. Мне пришлось потереть нос, чтобы не пустить слезу.
— Строиться на завтрак! — взревел на плацу Ушан.
Я сунул бритву в карман новых брюк и выбрался из жилого корпуса в прозрачный утренний воздух.
— Раз, два, три, — считал командир, отбивая такт левой ногой.
На счет «десять» всему отделению надлежало стоять по ранжиру, то есть по росту. Я занял привычное место и тут же услышал хихиканье за спиной.
— Десять!
Мы замерли, вытянувшись по стойке «смирно». Я почти физически ощущал, как шесть пар глаз буравят мой до неприличия обнаженный затылок. Наконец Влад не выдержал и фыркнул. От стыда и злобы кровь ударила мне в голову.
— Отставить смех! — рявнул Ушан. — На камбуз шагом марш!
Мы тронулись. Командир остался на месте, по обыкновению пропуская колонну вперед, а я, стиснув зубы, ждал, когда он заметит изменения в моей прическе.
— Стой! Раз, два, — наконец остановил нас Ушан. В его голосе слышалось плохо скрытое удивление. — Савельев! — окликнул меня командир.
— Я! — вырвался из моей глотки уставной ответ.
— Тебе что было приказано?
— Подровнять кантик! — отрапортовал я.
— А ты что сделал? У тебя голова теперь на небритую жопу похожа!
Отделение грохнуло смехом.
Честно говоря, в тот момент я бы очень обрадовался, если бы провалился сквозь землю.
— Ладно, — Ушан насмешливо сощурился мне в лицо. — После завтрака разберемся. Отставить смешки! Отделение! Шагом марш!
Колонна тронулась с места. Я шагал, еле сдерживая слезы стыда и отчаяния.
По уставу в день торжественного выпуска завтрак и обед должны содержать праздничные элементы — шоколад, конфеты, фрукты и сладкие булочки. Но главным праздничным блюдом, которое обсмаковала вся учебка, была, конечно, моя полувыбритая голова. Мне кусок не лез в горло, но встать и выйти с камбуза я не мог. Ушан делал вид, что не замечает всеобщего воодушевления, хотя его эпитет, охарактеризовавший мою прическу перед строем, моментально сделался крылатой фразой и с хохотом передавался из уст в уста.
