— Слушай, чистюля, побыстрее нельзя? — не выдержал я.
— Мылить? — спросил Пас.
— Некогда, — отмахнулся я.
Он положил мне ладонь на темя, и я склонился над раковиной. Сухое лезвие неприятно царапнуло кожу.
— Ты не боишься распределения? — осторожно спросил Пас, подбривая мне шею.
— Ну ты даешь! — меня удивила такая постановка вопроса. — Если дрейфишь, зачем вообще поступал в учебку охотников?
— Мне говорили, что здесь все по-другому, — признался Пас.
— На базе будет легче. Вот увидишь. — Мне хотелось успокоить его, потому что бритва в дрожащих руках заставляла меня нервничать.
— Откуда ты знаешь?
Это был серьезный вопрос, поскольку из всех людей, с кем нам приходилось общаться, на базах служили только командиры взводов. Они приезжали на два года, вели курс, а после распределения убывали обратно. Но вытянуть из них достоверную информацию о быте охотников казалось немыслимым.
— Слухи, — честно ответил я.
— Понятно. — Пас вздохнул и принялся ровнять мне кантик. — Знаешь, чего я больше всего боюсь?
— Ну?
— Попасть на базу одному. Представляешь? Все новое, непонятное, ты ничего не знаешь, а вокруг все чужие.
— Так не бывает, — ответил я. — Есть закон, по которому на одну базу распределяют не меньше двух курсантов из одного отделения.
— Точно?
— Точно, — подтвердил я. — Толик разведал, когда дежурил по штабу.
Бритва скользнула по шее еще несколькими скребущими движениями, после чего Пас отошел на шаг и придирчиво оглядел дело рук своих.
— Кривовато, — признался он.
— Да ладно, — меня утомила неудобная поза. — Главное, чтобы Ушан не цеплялся.
— Очень криво, — вздохнул Пас.
Это меня насторожило. Я попробовал оглядеть затылок в зеркало, но подробностей видно не было.
— Сейчас, подожди, — дрогнувшими губами попросил меня Пас и скрылся за дверью.
Я попробовал ощупать кантик, но ничего ужасного не обнаружил. Через минуту Пас вернулся и протянул мне компактное бритвенное зеркальце. Через него я без труда разглядел отражение собственного затылка в большом зеркале.
— Фу, напугал, — улыбнулся я. — Ну, слева чуть подровняй, и будет нормально.
— Ты не сердишься? — повеселел Пас.
— С чего бы? Равняй поскорее.
Конечно, руки у него были кривые, нечего сказать — другой справился бы со столь простой задачей и быстрее и лучше. Но у меня не было альтернативы. Пас высунул язык от усердия и поскреб бритвой левую часть моего затылка. Кожу начало пощипывать от раздражения.
— Что-то не очень хорошо получается, — вздохнул он.
