— Вам что здесь нужно? — холодно и высокомерно спросил Крамугас.
— Ори потише, — посоветовал незнакомец.
— Х-м… Вам не нравится, как я пою? — искренне удивился Крамугас.
Он с детства пел во всех общественных кружках, организуемых властями для мечтательных сирот, и на свой счет держал немало лестных упований.
— Ах, извините, маэстро, — вильнув церемонно задом, сказал незнакомец, — я ведь сразу и не догадался… Всему, разумеется, виной медведь, который еще моему деду очень больно наступил на одно место… Исключительно чувствительное место — ко всему на свете. И я, знаете ли, решил поначалу, что вас тут чем-то здорово прищемило…
— Я, вероятно, громковато взял верхнюю ноту, — предположил Крамугас.
— Что, громковато? Вам видней… Вполне возможно, — согласился незнакомец. — Только, попрошу вас, не нужно впредь разбазаривать столько эмоций. Да еще сразу… Это ведь, в конечном счете…
— Ну-ну, и что?
— Боюсь, вы испоетесь в один прекрасный день! И во Вселенной станет тихо…
— Почему? — не понял Крамугас.
— Да потому, что испоетесь! И душою станете болеть. А это, так сказать, чревато…
— Неужели?
— В том-то и дело! И поверьте: нужно чувствами насыщать, а не брызгать ими во все стороны, будто вас уже совсем… подперло…
— Вы говорите удивительные вещи, — искренне заинтересовался Крамугас. — Мне даже в голову не приходило… А как же надо, если не секрет?
Незнакомец коротко хмыкнул и внезапно бесстыднейшим образом харкнул в дальний угол, словно давая этим раз и навсегда понять, что нет для него на свете ни секретов, ни поступков вовсе невозможных.
— А вот, бён-знычть… пардон, забылся, н-да!.. — он театрально вскинул руку, прежде чем Крамугас успел среагировать и возмутиться. — Учтите: за бесплатно — целый курс наук!.. Только внимательно следите.
Точно в каком-то дурном шаманическом экстазе, он внезапно принялся раскачиваться из стороны в сторону, помахивая левой ножкой в воздухе, заламывая руки и широко разевая рот, как заправский оперный певец на праздничном концерте, однако ни единый звук при этом не сорвался с его губ.
— Вот так, мой мальчик! Ясно?
— Так ведь это ж никакое и не пение!.. — возмутился было Крамугас.
— Отнюдь, бён-знычть! Опять пардон, ужасная привычка, надо отвыкать… Так вот — это огромное искусство! Оно приходите годами, когда начинаешь понимать, что обитателю соседней камеры, то есть каюты, нужно хорошенько выспаться и отдохнуть — прежде чем он наконец-то вернется домой после двадцатилетнего отсутствия. Это срок, мой мальчик, и немалый. Выдержать совсем не просто.
