Легендарь | страница 14



Мечтать он любил необыкновенно и занимался этим важным делом во всякую свободную минуту. Получалось, к удивленью, очень часто.

Непосредственный предмет мечтаний, как правило, отсутствовал.

Крамугас просто и без лишних умственных затей думал о том, что все будет хорошо, в любом случае и во всех смыслах, что, безусловно, все всегда будут рады, потому что все такие хорошие и он тоже вроде бы не лыком шит, откуда ни взгляни, что жить сейчас в общем-то неплохо, а вся предстоящая жизнь пройдет еще лучше, и от таких вот мыслей ему становилось удивительно спокойно и уютно, словно сидел он, как однажды в детстве, в большой бочке с вареньем, по уши погрузившись в теплую, вязкую, до умопомрачения душистую и сладкую массу, и весь мир в эти мгновения сосредоточивался совсем рядом, в крошечном объеме, и разные заботы и сомнения, сократившиеся в невероятное, но непременно же — нечетное количество раз, для него попросту не существовали.

И Крамугас мечтал…

Он мечтал и час, и два, и три — до самого вечера (специальный говорильный автомат оповестил его, что вечер уже наступил: «Вот и вечер, добрый человек», — сказал говорильный автомат проникновенно), и тогда Крамугас вышел из своего сладостного забытья, приблизился к экрану, повернул его так, чтобы хорошенько просматривалось все окрест корабля, и увидал только черное небо да яркие звезды, и больше ничего, и понял, что летит уже давным-давно.

И тотчас на память пришло: как чудесно сияло солнце на Бетисе-0,5, как нежно пахли весною почки на деревьях, какая прекрасная погода стояла вдень отлета…

Крамугас крепко зажмурился, пытаясь удержать, по возможности остановить ускользавшие воспоминания, вернулся поскорее в стартово-посадочное кресло, распластался в нем и, что было силы, загорланил песню.

Он всегда пел очень громко и с надрывом даже, чтоб хорошее настроение прочнее обосновалось в его душе.

Иного способа поднятия духа он, между прочим, и не знал…

— Ну, что ж ты голосишь, как проперхарь с Проксимы?! — вдруг раздалось над самой его головой. — Но тот хотя бы представляет, сколько продолжать… Ты думаешь — здесь такая же звукоизоляция, как у тебя дома?

Крамугас приподнял веки, недовольно морща лоб и шевеля бровями, точно кружилась возле самого его лица назойливая муха, и увидал тогда перед собой громадного детину с седой шевелюрой и котлоподобной грудью, топорщившейся из расстегнутой до пупа рубашки.

Вся грудь у незнакомца была богато изукрашена татуировкой, которая, при внимательном и вдумчивом рассмотрении, представляла из себя не что иное, как точнейшую двухмерную проекцию видимой откуда-то части звездного неба.