Я вернулся в комнату, но ни одна из сестер даже не пошевелилась. Они лежали затаив дыхание, тихо-тихо. Может быть, это они заколдовали меня? Или их самих заколдовали? Я начал одеваться. Надел кальсоны, брюки, пиджак и пальто. Не зажигая света, упаковал рубашки, носки и рукописи. У сестер было достаточно времени, чтобы спросить меня, что я делаю и куда собираюсь, но они не издали ни звука. Я взял сумку и вышел. Вот вам голые факты.
— Куда же вы пошли?
— А что, это имеет какое-нибудь значение? Я пошел в дешевую гостиницу и снял номер. Постепенно все пришло в норму, я снова смог функционировать. В общем, как-то пережил эту ночь, а наутро улетел в Лондон. Мой старинный друг работал там в одной из еврейских газет, выходившей на идише. Он приглашал меня несколько раз. Все издательство помещалось в одной-единственной комнате, и вскоре газету пришлось закрыть, но на какое-то время я был обеспечен и жильем, и работой. Из Лондона в 1950 году я перебрался в Буэнос-Айрес, Здесь я встретился с Леной, моей нынешней женой.
— А что стало с сестрами?
— А вы знаете? Я знаю столько же.
— Неужели вы никогда с тех пор не получали от них никаких известий?
— Никогда.
— А вы не пытались их разыскать?
— О таких вещах стараешься забыть. Я даже в какой-то момент попробовал убедить себя, что все это мне приснилось. К сожалению, это произошло наяву. Это такой же факт, как то, что мы сидим здесь с вами.
— Как вы его объясняете?
— Никак.
— Может быть, их не было в живых, когда вы уходили?
— Нет, они не спали и прислушивались. Живого с мертвым не спутаешь.
— А неужели вам никогда не хотелось узнать, что с ними стало?
— Ну, а если бы даже и хотелось? Наверное, живут где-нибудь. Колдуют потихоньку. Может быть, вышли замуж. Три года назад я был в Париже; дом, в котором мы жили, уже снесли. На его месте теперь гараж.
Мы помолчали. Потом я сказал:
— Если бы масса состояла из переживаний, каждый камень на дороге был бы сгустком страдания.
— Может быть, так и есть. В одном я уверен: все в мире живет, страдает, борется, вожделеет. Такого явления, как смерть, просто не существует.
— Но в таком случае Гитлер и Сталин никого не убили, — сказал я.
— Убивать все равно нельзя. Даже иллюзию. Пейте кофе.
Мы еще помолчали, затем я полушутя спросил:
— Какой урок можно извлечь из этой истории?
Хаим-Лейб улыбнулся:
— Если безумная теория Ницше о конечном числе комбинаций атомов и вечном возвращении справедлива, и когда-нибудь будет еще один Гитлер и еще один Сталин и новая Катастрофа, и через триллион лет в Штеттине вам повстречается симпатичная молодая девушка, не отправляйтесь с ней на поиски ее сестры.
