***
РАЗМЫШЛЕНИЯ, РАССУЖДЕНИЯ И ПРОГНОЗЫ ЕВГЕНИЯ НИКИФОРОВИЧА, которыми он охотно делится с друзьями и единомышленниками, на редкость соответствуют духу времени... когда Я говорю о китайском фарфоре... эпоха Шан, династия Хань... конечно, наш кружок не назовешь настоящим объединением, каким-нибудь добровольным обществом, у нас нет официального статуса, и мы к нему не стремимся... но мы вправе называть себя клубом, потому что мы единомышленники, мы собираемся вместе и радуемся нашим сокровищам... высокая культура, взять хотя бы изделия из глины периода Тан... периода Мин... мы обладаем глубокими знаниями по интересующему нас предмету... ясное дело, Я на хорошем счету, у меня отличная должность, и чтобы обеспечить семью, приходится брать взятки... мы живем одной большой семьей... увы, не за горами старость, печальная сама по себе, но мы сохранили в себе много ребяческого, лучезарного, босяцкого... среди нас выходцы из разных мест и представители разных народов, но Я бы не назвал наше собрание разноплеменной сволочью, скорее это образец истинного интернационализма... хороши наши собрания... мы воистину увлеченные люди... Я бы особо отметил мастеров семейства Чжан... легкомысленное поведение моей жены порой раздражает меня, но Я, как истинный джентльмен, не стесняю ее свободы... удивительно хороши наши сборища... тема купли-продажи не иссякает, и это естественно, ведь для пополнения наших коллекций приходится делать бизнес и вращаться в мирке торгашей... известно, что моя коллекция из лучших, лучше нет и не бывает, мои гости бродят по моему дому как по музею и выражают восхищение с детской непосредственностью, все им хочется потрогать руками, а вино льется рекой... мы наловчились закатывать роскошные пиры, с которых многих гостей уносят пьяными в стельку... это развлечения, без них нельзя... у нас бывают запои...
***
Художник думал, а может быть, некоторым образом вообразил, что в кафельной комнатке будут: загонять иголки под ногти, пытать огнем и железом, опускать в чан с нечистотами, пропускать через тело электрический ток, сдавливать голову специальными щипцами, травить овчарками. А после, когда его выпустят под давлением мирового общественного мнения, всегда служащего пользе обиженных и обездоленных, все честные и добросердечные люди будут смотреть на него как на героя и мученика, и он проживет оставшиеся ему считанные дни больным, разбитым человеком. Таиться такому нужно ли? С обезоруживающей прямотой скажет он моей жене Валечке, что глупо жить с таким скотом, как я, и разумно жить с ним, героем, мучеником, художником, и они уедут за тридевять земель, и останется у него только одно еще сожаление: что не родился он в благословенные времена, когда у него были бы шансы стать первым кубистом, а то получается, что он вроде как эпигон, а ведь во всем повинно наше гнусное время, и гнусно, что он не родился лет на пятьдесят раньше, когда еще можно было заделаться в чем-нибудь первым, но ничего, он залижет эту рану и станет вторым мужем Валечки и справится со своей нравственно-супружеской задачей столь хорошо, как и не снилось первому.
