Каков же он был при жизни! Он будто говорил своим видом: «Смотри на меня: такой должна быть вся твоя порода!» И, глядя на него, молодой начкон вспоминал слова, которыми князь Урусов – неисправимый конник – в своей «Книге о лошади» заканчивал раздел о русско-орловско-ростопчинской верховой породе: «есть полное основание, предполагать, что будет время, когда вновь заговорят об этой прекрасной верховой лошади, как чистом типе».
Право, на хорошем месте стоит завод! Каждый раз, приезжая в Талый Ключ, Соколов невольно ловил себя на этой мысли. Завод расположен близ железной дороги (удобно перевозить коней) и в то же время в стороне от нее. В трёх километрах раскинулся на берегу Ирбитского пруда рабочий поселок Красногвардейский, где, в низинке, погромыхивает старый Ирбитский металлопрокатный заводик. В полночную тишь слышно, как там, проковывая железо, стучат старинные паровые молоты. Вокруг – поля, перелески, ширь, приволье.
Места здесь не похожи на уральские: нет больших гор, леса не так суровы, течение рек не столь стремительно. Это стык Урала с Сибирью. Особенно хорошо в Талом Ключе в начале осени, когда сентябрь только еще начинает желтить листья деревьев. Зеркало пруда отблескивает на солнце червонным золотом; течения воды почти не видно. День тих и светел, в воздухе разлит нежный запах увядающих листьев и пихтовой хвои. В такой день особенно хорошо гулять на пастбище маткам с жеребятами.
Соколов приезжает на завод обычно неожиданно, без предупредительного звонка по телефону, и сразу же идет в конюшни. Где-нибудь по дороге ему обязательно попадется Караваев, и дальше они идут вместе. Караваев – высокий, стройный, прекрасно сложенный, с приятным лицом восточного типа (мать его была грузинкой). На щеках его играет здоровый румянец, в руках стек, которым он на ходу сбивает головки ромашек. На рукоятке стека – изящно сделанная серебряная головка лошади. Он одет по-военному (не хватает только погон) и всем своим видом напоминает, что он кавалерист и конник до мозга костей. Караваев остроумен и может быть интересным собеседником. Соколов – старше, солиднее; он шире в плечах, говорит медленно и мало оживляясь только тогда, когда разговор заходит о лошадях. Кожаное пальто и кепка придают ему сугубо штатский вид.
Конечно, разговор у них прежде всего о том, что нового на заводе, как чувствуют себя лошади, кто новый появился на свет. Караваев рассказывает, Соколов слушает. Соколов – суровый человек, он не улыбнется, пока идет разговор, от него не ускользнет ни одна мелочь. Странно, что это он произносил те горячие, взволнованные речи в защиту разведения на Урале русской верховой породы, с которыми ему не раз пришлось выступать в Москве.
