— Мой приезд? Вы знаете, что я приехал по делу Пичугина, по его просьбе.
— Да, но оно решено, а вы еще здесь и все бываете у Прасковьи Семеновны. Неужели вы воображаете, что этого не подмечают?
— Еще бы не бывать. Город пуст, некому подмечать, а мне незачем прятаться.
— Положим, что город пуст, но языки в нем остались, и чем менее им дела на других улицах, тем усерднее они работают на вашей. Да и предмет не новый. И преосвященный о нем знает, и до Москвы давно дошли слухи. Один из наших влиятельных приятелей оттуда уже во второй раз меня спрашивает, много ли в них правды. Теперь удобно показать, что толки были пустые. Прасковья Семеновна здесь; вы вернетесь в Васильевское; а там, до осени, успеют заговорить о чем-либо другом или о ком-либо другом, помимо вас.
Лицо Сербина нахмурилось. Он молчал и смотрел в растворенное окно.
— Поверьте мне, Степан Петрович, — повторил Болотин, — бросьте ваши хлопоты за Прасковью Семеновну. Недаром была осечка на Черном Бору. Вообще, вы здесь не найдете ничего подходящего; а поиски, о которых сама Прасковья Семеновна проговаривается, и болтливость ее глупой тетки дают пищу толкам.
— А какая может быть у нее другая опора? — вдруг спросил Сербин.
— Разве и это для вас неожиданность? — отвечал Болотин. — Вы с этой опорой сами встречаетесь у Прасковьи Семеновны.
— Не понимаю вас. Я ни с кем у нее не встречаюсь.
— По крайней мере, могли бы встретиться. Припомните, что прошлой зимой вы здесь видели молодого помещика, родственника нашего вице-губернатора. Он был студентом во времена покойного профессора, ее мужа, и с тех пор Прасковья Семеновна его знает. Он человек зажиточный, недалекого ума, тщеславный, податливый, и Прасковья Семеновна, кажется, умела его записать в свои поклонники.
— Подгорельский? — сказал Степан Петрович. — Не может быть. Он гораздо моложе ее.
— Так что же? Это не мешает. Примеры бывали. Он весной сюда вернулся и до вашего выезда в Васильевское бывал у Прасковьи Семеновны.
— Не может быть, — повторил Сербин. — Она никогда о нем не упоминает.
— Однако с ним переписываться может.
— И этому не верю.
— Не верьте, если не хотите верить. Положительно то, что еще недавно она от него письмо получила.
— Как могли вы узнать о том?
— Весьма просто: мы с ним встретились на почте, и письмо было при мне подано.
Степан Петрович призадумался, стал с явным беспокойством ходить по комнате, потом остановился и с притворным равнодушием сказал:
— Впрочем, я не имел надобности караулить знакомых Прасковьи Семеновны. Подгорельский мог и бывать у нее, как бывали другие. До свидания, Антон Иванович. Завтра в эту же пору зайду к вам, и мы договоримся.
