– Только для того, чтобы вернее поразить его, Гильдебад.
– Нет! – вскричал Гильдебад. – Этого ты не посмеешь сделать!
Витихис спокойно подошел к нему и положил руку ему на плечо.
– Я твой король, – сказал он. – Ты сам избрал меня. Громче других звучал голос: «Да здравствует король Витихис!» Ты знаешь, – и Господь знает, – что я не стремился к этой короне. Вы сами надели мне ее на голову: возьмите же ее теперь, если вы мне не доверяете. Но, пока я король, – вы должны верить и повиноваться мне, иначе мы все погибнем.
– Ты прав, – опустив голову, ответил Гильдебад. – прости, я постараюсь загладить свою вину в битве.
– Теперь отправляйтесь к своим отрядам и распорядитесь снять лагерь. Завтра утром мы отступаем. А ты, Тотила, поедешь в Галлию к королю франков с важным поручением…
Вечером в тот день, когда войска готов вступили в Рим, в комнате Цетега собралось несколько молодых римлян.
– Так это список слепых приверженцев Сильверия? – спросил он.
– Да, – ответил Луций Лициний. – Но это была большая жертва, префект: вместо того, чтобы сражаться, я все время должен был выслеживать этих попов.
– Терпение, дети мои. Мы должны иметь своих врагов в руках. Скоро…
В эту минуту слуга доложил, что какой-то воин-гот желает видеть префекта.
– Впусти его, – сказал Цетег.
Через минуту молодой человек в шляпе и плаще готов бросился на грудь Цетегу.
– Юлий! – холодно отступая, вскричал Цетег. – Ты смотришь совсем варваром! Как попал ты в Рим?
– Я сопровождаю Валерию под защитой готов. Мы прямо из дымящегося Неаполя.
– А, так ты сражался там со своим златокудрым другом против Италии? Для римлянина прекрасно, – не правда ли, друзья? – обратился он к молодежи.
– Нет, отец, я не сражался и не буду сражаться в этой несчастной войне. Горе тем, кто возбудил ее!
Префект смерил его холодным взглядом.
– Горе, что подобный отступник – мой Юлий! Вот, римляне, смотрите на римлянина, в котором нет жажды свободы, нет ненависти к варварам.
– Где же те римляне, о которых ты говоришь? – пожимая плечами, спокойно ответил Юлий. – Разве римляне поднялись, чтобы разбить свои оковы? С готами сражается Юстиниан, а не мы. Горе народу, которого освобождает тиран!
В глубине души Цетег был согласен с Юлием, но не хотел высказать это при посторонних.
– Мне надо самому поговорить с этим философом, – обратился он к молодым людям. – Уведомьте меня, если святоши затеют что-нибудь.
Все вышли.
– Отец, – с чувством сказал Юлий, когда остался с префектом. – Я пришел сюда, чтобы вырвать тебя из этого душного воздуха, из этого мира лжи и коварства. Прошу тебя, друг, отец: едем со мною в Галлию.
