На пару секунд Марина закрыла глаза. Какой он, это Михаил Петрович? «Статный, элегантно одетый, брюнет, аккуратно подстриженный и ухоженный, — заключила Марина. — По голосу так, а как на самом деле, скоро узнаем. Ну, держись!»
Открыв глаза, она поморщилась. Обстановка комнаты показалась ей гораздо более убогой, чем была на самом деле.
— Что за черт? Почему я должна гнить здесь, в этой отсталости, в грязи, когда у кого-то есть особняки, хорошая работа, нормальные условия для жизни? Чем я хуже? Что за несправедливость? — Марина вздрогнула, она говорила вслух, и в коридоре это могло быть слышно.
Марина сердится. Все ее мужчины обожают, когда она сердится. Не потому, что при этом она становится какой-то необыкновенно красивой или что-то в этом духе — все, что пишут в дешевых бульварных романах, по большому счету, сущая ерунда, выдумка. Когда Марина сердится, она становится собой: эксцентричной, вспыльчивой, нетерпимой, ей не нужно притворяться и изображать покладистость и спокойствие.
Самой Марине тоже нравится сердиться, но у нее на это свои причины. Однажды увидев ее в таком состоянии, мужчины делают для себя нужные выводы. Они довольно просты: во-первых, сделай все для того, чтобы больше этого с Мариной не повторилось, а, во-вторых, если и повторилось, то побыстрее закончилось. Вообще-то Марина отходит от обид и прочих невзгод довольно быстро. Но если бы это знали ее ухажеры! Сердитую маску Марина может не снимать не то, что часами — целыми сутками. Она знает свое дело. Дорогие духи, букеты и прочие приятные мелочи буквально сыплются к ее ногам, остается лишь, образно говоря, остановиться, нагнуться и подобрать то, что причитается именно ей. Но и здесь Марина не так проста, как могла бы быть. Она делает вид, что все это ей не нужно, не нравится. И так может продолжаться до бесконечности.
— Бойся Марину в гневе, — сказал как-то Бадри, спустивший на прихоти Марины изрядную долю прибыли от своего маленького сомнительного бизнеса.
Надо идти, собираться. Марине хочется спать.
«Что со мной такое? Вот вечно тянет в сон в самый неподходящий момент. Соберись, подруга, соберись сейчас же! Нас ждут грандиозные дела!»
Из коридора послышалась отборная ругань. Ругался Иван, даже топал ногами.
— Дура старая, чтоб тебя! Всю жизнь тебя терплю, ни одной минутки покоя нет! Дура!
— Да ты на себя посмотри, на что ты похож, как себя ведешь! Мне стыдно за тебя, ей-богу. Понимаешь, стыдно! — твердила его жена. — Пора бы уже хоть что-то начать соображать, в твоем-то возрасте!
