— Проша, а Проша! — закричал Андрей, — Прасковья!
— Да, — Проша снова показалась в дверях, бросила взгляд на кружку, но к воде Андрей так и не притронулся.
— Где отец? Он мне очень нужен, — Андрей нервничал и пытался сообразить, что же с ним такого приключилось вчера, от чего он чувствует себя так плохо.
Прасковья задумчиво терла пальцем рукав и зачем-то разглядывала уголок шерстяного платка, который она носила столько, сколько помнил себя Андрей. Платок был серого цвета и связан как-то грубо, неумело.
— Уехал в Кронштадт, еще вчера, велел сегодня натопить в доме получше, вернется, вероятно, ночью, — покорно ответила Проша.
— Иди, — бросил Андрей. — Хотя, нет, погоди. Отец мне не оставлял денег?
— Не оставлял, Андрюша, ничего не оставлял.
— Иди, — снова произнес Андрей, рванув к столу.
В верхнем ящике у него было немного денег, пара смятых банкнот и какая-то мелочь. Конечно, все это бралось якобы на книги, бумагу, чернила и прочие принадлежности. Кое-как Андрей перебрался на второй курс. Павел Ильич лично хлопотал за него. «Помилуйте! Вы же понимаете, это будущий советник, в министерстве я всем это говорю и вам тоже», — Андрей краем уха слышал разговор отца с кем-то из уважаемых профессоров. Сам он стоял в коридоре у окна и размышлял, успеет ли он к Велицким или нет.
У Велицких было как всегда весело, накурено, шла карточная игра. Андрею почти сразу стало весело, он выпил вина, раскраснелся — и спустя полчаса уже с важным видом сидел за карточным столом, напрочь позабыв про отца, университет, хлопоты и про все на свете. Ему везло, сегодня удалось отыграться.
Пробивая тишину сумерек в лицо бил холодный воздух, когда поймав у тракта извозчика, Велицкий уговорил Андрея ехать домой. Лошадь шла медленно. Извозчик плевался, громко щелкал хлыстом, Андрей не видел ничего вокруг себя, в глазах было темно. Пару раз он порывался спрыгнуть на ходу. Извозчик останавливал лошадь и осторожно говорил:
— Не велено, ваше благородие.
— Поехали! Не велено ему! — растягивая слова, прокричал Андрей и успокаивался, как будто погружаясь в дремоту.
Лошадь, вероятно, чувствовала запах спиртного и капризничала.
— Но-но! Тпруу! — подгонял извозчик лошадь и чуть осекал ее в тех местах, где дорога делала повороты.
Темный переулок освещал лишь тусклый газовый фонарь.
— Эй, хозяева! — крикнул извозчик, остановившись перед домом. — Хозяева!
Андрей дремал, шмыгая носом, и что-то тихо бормотал, уткнувшись в небрежно поднятый воротник пальто. На первом этаже в окне зажегся тусклый огонь. Татьяна, набросив шубу прямо на ночную рубашку и подобрав волосы под платок, вышла на крыльцо.
