Конечно, это была его бравада. От ощущения безнаказанности периодически накатывала радость, даже смех, хотелось рассмеяться, но Андрей сдерживался, понимая, что он может дать волю настроению где-то еще. А сейчас играть свою роль, жить ею, чтобы ни у кого не закралось даже тени сомнения в том, что он, Андрей, искренне желает разобраться в том, что случилось, желает своей любимой сестре только лучшего. Трагичное и сосредоточенное выражение лиц отца и Александра Матвеевича только подстегивало Андрея невозмутимо скрывать ненависть и изображать сострадание.
— Исключено ввиду того, что извозчика мы вряд ли отыщем, а вот огласки прибавится, — Александр Матвеевич перешел на шепот. — Я отправил Прасковью к себе за одеждой и очками и дал поручение сходить до того в аптеку за успокоительными каплями.
— Светлейший, Александр Матвеич, дорогой мой, позвольте возместить вам ваши расходы… — начал Павел Ильич, но тут же осекся.
Татьяна открыла глаза и судорожно принялась крутить головой.
— Доченька моя, — Павел Ильич бросился к ней и упал на колени. — Как ты, доченька?
Казалось, Татьяна вот-вот что-то скажет, но она лишь посмотрела на отца и расплакалась, беззвучно, едва слышно всхлипывая.
— Доченька, мы с тобой, слышишь? — Павел Ильич принялся растирать ей руки, как растирал тогда, когда она была без чувств. — Тебе надо просто лежать, беречь себя, поспать немного, и все пройдет, я обещаю тебе. Тебе хочется чего-нибудь? Только скажи, и я велю тотчас же послать.
«Видите ли, тотчас же он пошлет! Ради кого это все? Ради нее? А ради меня с чего никогда не посылал? Когда я болею, мне так хочется пирожных из кондитерской на углу, да и хорошего кавказского не помешало бы, не того дешевого, что подают в трактирах», — со злостью подумал Андрей.
Из передней послышался стук двери и шаги. Обычно Прасковья никогда не ходила через парадный вход, для этого со стороны двора была небольшая дверца, закрывавшая массивным ключом.
— Скорее, скорее, прошу вас, — Александр Матвеевич бросился к ней и буквально выхватил их рук Проши свой чемоданчик, свернутые вещи и бумажный пакетик, который она осторожно несла в руках. — Вот, голубушка, и успокаивающие капли, здоровый сон в вашем состоянии как нельзя лучше…
Татьяна закричала. Никто не ожидал от нее такого. Александр Матвеевич на ходу замолчал и замер, словно не слышал никогда, как кричат больные то ли от страха, то ли от боли, то ли от происков собственного рассудка.
