— Опять твои провокации? Ты же знала, что туда зашел старый хрен, причем пьяный в дерьмо, — возмутилась Ксения.
— Ксюш, остынь. Ну, видела, и что? Любви все возрасты покорны. Я же не знала, что он окажется такой свиньей. Фу, даже подходить к этой кабинке теперь не хочется. Ладно, давай выпьем еще вина, пусть у этих молодых все будет в порядке, а пердуны-родственнички не слишком часто их навещают.
С такой постановкой вопроса Ксения, молча, согласилась.
С одной стороны, уезжать обратно в Питер Ксении не хотелось, но с другой — бесцеремонность сестры и лекции мамы о налаживании жизни ей порядком поднадоели. Если эти мысли такие правильные, а советы действенные, то почему же сама не берет и не налаживает — для начала свою жизнь, ну а потом все остальные. Своего отца Ксения не знала, и разговоры о нем мать тут же пресекала. В Питере Ксению ждала учеба, сумасшедшая соседка по комнате и некая необъяснимая пустота, которую трудно было чем-то заполнить. Преследующие мысли о сексе, чужие намеки на это, появляющееся из ниоткуда черное пятно как знак неуместности даже сторонних разговоров об интимном.
Провожать ее на вокзал не пришел никто. Ксения долго стояла, дышала вечерней прохладой, слушая гудки поездов и объявления по громкой связи. Неожиданно она почувствовала знакомый аромат — пахло «Красной Москвой», причем рядом не было никого, кто мог бы пользоваться этими духами. Ни компания с рюкзаками, пившая пиво и травившая анекдоты, ни провожавшая кого-то пара с ребенком, ни дворник, пробежавший мимо и остановившийся, чтобы замести метлой на совок лежавшие посередине перрона осколки бутылки.
«Ты здесь, баба Лара, это хорошо, это очень приятно, это здорово! Так здорово, что я здесь не одна. Думаешь, никто специально не пришел? И я тоже думаю, что просто так получилось. Мама в вечернюю смену на этой неделе, Ирке не до меня, у Лены тоже забот по горло с ее работой и со всем остальным. Кто еще ко мне придет, как не ты? Помнишь, ты мне в прошлом году перед отъездом подарила флакончик духов? Он у меня в комнате в общежитии, в тумбочке с вещами так и стоит. Нет, не волнуйся, баба Лара, его никто летом не выкинул, и в комнате я буду жить в той же самой, где и жила. Нам даже разрешили кое-какие вещи там оставить на лето, не тащить же все с собой сюда обратно. Ты не волнуйся, баба Лара, все будет нормально. Только если бы ты знала, как мне осточертело слушать эти нотации про то, что у меня нет личной жизни, что я девственница, что делаю все не так как следует делать. Ты, бабуль, наверняка скажешь, что надо просто держаться и не обращать ни на кого внимания. Я так и делаю, только самой от этого спокойнее не становится. Обидно даже, что ничего другого мне сказать не могут, только ткнуть носом в этот мой якобы порок. А это не порок, совсем не порок. Мне даже самой кажется, что меня эти мысли о сексе начинают преследовать. Но у меня есть палочка-выручалочка, черное пятно, такая масса черная, субстанция, которая начинает маячить перед глазами. Ну, все, баба Лара, пять минут до отправления. Мне пора. Береги тут всех, хорошо?»
