— Ну а куда же они ехали?
— На Звенигород. Когда я сказала об этом командиру наших разведчиков, он, поверишь, даже присвистнул: думали, что немцы повернут на Истру, там был наш укрепленный район, а они пошли в обход…
— Счастливая ты, Маринка, — вздохнула Ксения. — Уже и в разведку сходить успела, и раненых под бомбежкой перевязывала…
Вот уж скоро и Можайск. Машины без конца буксуют на заснеженных дорогах. Ну и зима выдалась, никогда еще в этих местах не бывало столько снегу! Впереди колонны автомашин ползет трактор — вытаскивает грузовики. Холодно сидеть в кузове. Мороз пробирается под ватник. Стынут, деревенеют ноги.
Несколько дней назад ушла из санчасти Ксения Вивтоненко: в первой роте погиб санинструктор, и ее взяли на освободившееся место. Марине обидно: вместе подавали рапорты, а она все еще ходит в писарях. «Чем же я хуже?»
Марина пошла к комбату, подала новый рапорт. Комбат долго смотрел на нее грустными глазами. Вздохнув, сказал:
— Подожди немного, дочка, у меня сейчас все роты укомплектованы.
— Другие все воюют, а я в писарях, — пожаловалась Марина.
— Засиделась? — усмехнулся комбат. — Ну ничего: там места освобождаются быстро.
Все- таки она добилась: ее перевели обратно в санчасть, к Гликерии Петровне. Теперь тут работы было много — раненые поступали с передовой непрерывно. Спать приходилось иной раз только в машине, во время переездов.
Однажды остановились на ночлег в какой-то деревушке. В немногих уцелевших домишках уже разместились саперы одной из рот — разминировали участок перед деревней и приотстали от других.
В избе, куда вошли Марина с Гликерией Петровной, было жарко и совсем по-домашнему трещали в печи дрова. Отсветы пламени плясали на полу и на лицах сидевших на корточках бойцов. Марина тоже подсела к печке, вытянула к огню озябшие руки, и тут в избу вошла еще одна девушка — невысокая ростом, в ушанке набекрень, в перетянутой солдатским ремнем телогрейке и с кобурой на боку. Брови и волосы на лбу — белые от инея.
— Ну как, Аня, раненых много? — спросила у нее Гликерия Петровна.
— Хватает. Сегодня, правда, полегче.
— Ноги не застыли?
— Нет, в валенках хорошо.
Разговаривая, Аня сняла шапку, телогрейку и оказалась очень тоненькой, черненькой, постриженной под мальчика девушкой.
— Кто это? — потихоньку спросила Марина у Гликерии Петровны.
— Да Аня же Фокина! Аня, познакомьтесь: это моя помощница, Марина. Тоже бедовая — все просится туда, к вам. Не сидится ей со мной…
