Школа! Сколько раз здесь произносилось сегодня это слово! Та самая школа в Снигирях, у которой с раннего утра идет жестокий и безрезультатный бой!
Вижу железную дорогу, вижу шоссе — четкий просвет меж двумя параллельными, пробегающими через весь лист.
Это Волоколамское шоссе. Край листа обрезает линию шоссе, — в этой точке я различаю какие-то мелкие буквы. Напрягаю зрение, всматриваюсь, читаю. На странном для нас языке военных карт, не признающих склонений, в точке, где обрывается шоссе, написано: «в Москва».
Это слово, словно взблеск молнии, вдруг озаряет смысл происходящего, как-то затерявшийся, куда-то отодвинувшийся в мелькании событий дня.
Ведь все, что совершается сегодня в этих безвестных подмосковных поселках: захват с криками «ура» окраин Рождествена; продвижение в Жевнево; многочасовой, все еще длящийся бой у школы; неудачный удар танков; нестихающая пальба пушек, минометов, пулеметов; залп «раисы» — все это наша атака.
Наша армия, прижатая к Москве, атакует немецкую армию — эту чудовищную силу, не испытавшую ни одного поражения в десяти завоеванных странах Европы.
Удастся ли атака? Опрокинем ли врага? Погоним ли его?
Хочется ответить: да, да, да! Но карта — не ведающая пристрастия «третья сторона», инструмент, от которого требуется только одно: точность, — карта, над которой склонился генерал, вглядывающийся в оттиск сражения, не говорит сейчас, в полдень 8 декабря, ни да, ни нет.
Боевой день еще не дал решения, судьба атаки неясна.
12.25. Подняв круглую стриженую голову, Белобородов к чему-то прислушивается. Я тоже слушаю. Мне на минуту кажется, что пулеметная стрельба как будто продвинулась к нам. Но генерал спокоен. Он спрашивает Витевского:
— Какие у тебя последние сообщения из Рождествена? Я что-то давненько никого там не тревожил.
— Мне тоже давно оттуда не звонили.
— Почему? Связь действует?
— Да, все время действовала.
— Что они, обязанностей своих не знают? А ну, вызови их. Пробери начальника штаба, чтобы другой раз быстрее поворачивался.
Витевский соединяется с начальником штаба бригады:
— Говорит шестьдесят два. Я уже полчаса ничего от вас не имею.
Большой хозяин приказал поставить вам это на вид.
Белобородов не выдерживает:
— Грубей, Витевский! Дай сюда трубку!
Генерал подходит к телефону, но в этот момент из соседней комнаты доносится странный шум.
Кажется, кто-то рвется к двери, его задерживают, слышен чей-то голос: «Обожди!» — и другой, взволнованный: «Мне надо лично к генералу».
