В приказе содержалась полная дислокация немецких частей, развернутых для наступления: указывались точки сосредоточения полков, танковых частей, артиллерии, минометов. Это был ценнейший документ. Я тихо сказал Бронникову о своем впечатлении, кладя листки на стол.
Но Белобородов услышал.
— За три дня на нем бороденка выросла! — сказал он. — Вот за сегодняшний приказ господина Биттриха я бы дорого дал! «Языка» надо, Родионыч! Чтобы завтра у меня здесь был «язык» до голенища, понял?
И он продолжал негромко беседовать с разведчиками, наклоняясь вместе с ними над картой.
Я сидел у радио, мне несколько мешала музыка, и я улавливал лишь отдельные фразы:
— Исследуйте все справа… Каждую тропку, каждую полянку… Чтобы все там знать, как свою квартиру…
— Мы там уже бывали…
— Завтра еще раз… До самой Трухоловки… Но самое главное — лес…
— Проскользнем…
— И других чтобы могли незаметно провести… Как начнутся сумерки — ко мне! Задача понятна?
— Понятна, товарищ генерал.
Разведчики ушли.
Генерал продолжал рассматривать карту. Адъютант попросил разрешения подать ужин.
— Не худо, — сказал Белобородов.
Он встряхнул головой и обеими руками отодвинул карту, словно отстраняя имеете с этим неотвязные мысли.
Ужин подали в один момент: Белобородов любил, чтобы все делалось быстро. Он налил каждому по полстакана водки.
— За что чокнемся? — спросил он и, не ожидая ответа, продолжил: — За то, чтобы завтра чай пить в Снигирях.
Все чокнулись и выпили. Генерал взглянул на знамя, уже опять скрытое чехлом.
— Эх, знамя, красота! — произнес он. — Заслужили гвардейскую, теперь будем зарабатывать орденоносную.
— Не часто бывало, — сказал Бронников, — когда награждали знаменем за отступление.
За столом заговорили об эпизодах этого героического отступления, о незабываемых «сдерживающих боях», которые вела дивизия под Москвой.
За 20 дней генерального наступления немцев на Москву дивизия отдала врагу 40 километров Волоколамского шоссе, — отдала, ни разу не отходя без приказа, уничтожая атакующих немцев, отбивая артиллерией, противотанковыми ружьями, зажигательными бутылками удары танковых колонн, переходя в контратаки, уступая километры, но выигрывая дни, приближая неотвратимый час, когда противник выдохнется, когда в крепнущих морозах, нарастающих снегах иссякнет его наступательный порыв.
— А сколько бессонных ночей, сколько переживаний, — сказал Белобородов. — Ведь за спиной — Москва! Иногда чувствовал такую тяжесть, будто она на плечи навалилась.
