Но это было тогда. Раньше. Сейчас мы с ним одеждой бы не обменялись. Он располнел, над ремнем выпирал живот. Грудь, напротив, провалилась, как это бывает у стариков. Когда он взглянул на меня, я заметил в его глазах зависть. Не думаю, что он старался ее скрыть.
У нового Стэплтона появилась еще одна причина ненавидеть меня.
— Я думал, меня признали виновным, — сказал я.
— Это закон, Бирс. Не справедливость. Улавливаешь разницу? Ты сам меня учил этому. Помнишь?
Стэплтон брал взятки от наркоторговцев, которых мы должны были привлекать к ответственности. Однажды я застал его на стоянке в доках Йонге. После видел, как тип, который ему платил, покидал место преступления в блестящей новенькой спортивной «тойоте». Я прочел ему короткую лекцию, подкрепляя слова действиями, о честности, о том, что такое настоящий коп, даже если большинство тех, кто нас окружает, не соответствуют этому высокому статусу. Тогда я его пронял. Это не было трудно. В нем сохранилось то, к чему можно было пробиться, и в этом я убедился.
Я взял у него бумаги и посмотрел на них. Страница за страницей юридической белиберды, словесная игра абстрактного и действительного, через которую нам каждый раз приходилось продираться, прежде чем отправиться в суд.
На трех страницах мне надо было поставить свою подпись.
— Что это?
— Отказы. Документы, в которых ты отказываешься от своего права подавать на кого-либо жалобу — на мэра, начальника полиции, судей, юристов, тюремщиков, на меня, на всех — в обмен на возможность выйти отсюда.
Я смотрел на бумаги, стараясь вникнуть в детали.
— Зачем?
У Стэплтона дернулся кадык. Он поднялся. Если бы не живот, то он бы не выглядел толстым. Ему было заметно не по себе. Вопрос был неизбежным, но отвечать на него ему не хотелось.
— Что значит «зачем»? Неужели тебе трудно засунуть свою гордость куда подальше, принять подарок и уйти?
— Нет. Если я помню правильно, это был твой способ действия. Пока я тебя от него не отучил.
— О господи! Неужто ты опять прочтешь мне лекцию? И это после всего, через что прошел? После статьи, которую на тебя повесили? Прошу покорно.
Он встал передо мной.
Я крепко взялся за лацкан его пиджака. Материал был намного лучше, чем в то время, когда мы с ним вместе работали на улицах.
— Мне нужно знать, — сказал я очень осторожно.
В ответ получил взгляд, который двадцать лет назад научился понимать, и он ясно говорил: «Да ведь ты уже знаешь, подлец, брось прикидываться».
