— А если бы тебя сейчас жена увидела? — с наигранным негодованием прошептала она.
— Всего один поцелуй в знак уважения…
— Их было три, Менев.
— Так ты не спала?
— Нет.
— Ах ты, прекрасная змия-искусительница!
— Разве я искушала тебя? — весело рассмеялась она, радуясь победе.
— Но ведь ты меня не выдашь? Против твоих чар невозможно устоять. Ты такая соблазнительная, такая аппетитная…
— Я не выдам тебя, но наказать накажу.
— Накажи меня, назначенное тобой наказание будет мне только в радость.
— Ты полагаешь? — промолвила Зиновия, приподнявшись и облокачиваясь на руку. — Однако что ты скажешь, если я подведу тебя под виселицу и потом заставлю жить с петлею на шее? Ты признаешь, что целиком и полностью находишься в моей власти?
— Целиком и полностью.
— Следовательно, отныне у тебя нет своей воли, а только моя, понимаешь? И если я, к примеру, скажу тебе в присутствии других: «Милый свояк, будь любезен сделать то-то и то-то», то в переводе на наш язык сказанное будет означать: «Я приказываю, и ты безропотно выполнишь приказ». Ибо отныне, мой дорогой, у нас с тобой имеется свой язык и своя сладкая тайна, о которой твоя жена, не приведи Господи, даже подозревать не должна. Вот так, а теперь можешь еще раз поцеловать меня, старый грешник.
— Куда? В уста?
— Нет.
— Стало быть, в лоб.
— Изволь.
После этого Менев поцеловал ее в лоб, потом еще раз в шею — за что, однако, мигом схлопотал увесистую пощечину.
— Похоже, меня ты целуешь охотнее, чем жену? Но смотри, не серди меня, иначе я безжалостно выдам тебя на расправу.
— Ты будешь мною довольна, Зиновия.
— А ты мной. Эта скучная жизнь должна же когда-нибудь кончиться, так давайте развлекаться все вместе.
Прежде чем уйти, Менев взял еще несколько книг: причем Зиновия вручила ему наикрепчайшие яды из тех, что хранились в ее домашней литературной аптеке. Проведя внизу совещание с поваром и настрого приказав ему ни на чем отныне не экономить, а готовить так, чтобы блюда отвечали благородному вкусу Зиновии, Менев тотчас же уселся у теплой печки и начал читать. Он читал до самого вечера, пока в комнату, в сопровождении собаки, не вошел, осторожно ступая, дядюшка Карол.
— Где она? — робко спросил он, озираясь по сторонам.
— Кто?
— Госпожа Федорович.
— Да не пугайся ты так сильно, она не кусается, напротив, ты познакомишься с дамой, какой никогда не видел. Она и аристократичная, и любезная, и красивая…
Дядюшка Карол положил на кресло трость, шубу и шапку, а его пес вытянулся на полу возле печки. В скором времени к ним присоединились все дамы, Зиновия держала под локоток Наталью.
